вторник, 28 января 2014 г.

УИЛЛ Л. ГАРВЕР - " БРАТ ТРЕТЬЕЙ СТЕПЕНИ " ГЛАВА 2. РАЗОРВАННЫЕ СВЯЗИ

ЭЗОТЕРИЧЕСКИЙ  РОМАН


УИЛЛ  Л.  ГАРВЕР



БРАТ  ТРЕТЬЕЙ  СТЕПЕНИ






Это рассказ о человеческом  Выборе
 и об Огненной Устремлённости Души
к Единственному Верному Пути,
 Ведущему в Царство Божие, Царство Света, -
к Служению Человечеству


Глава 2     РАЗОРВАННЫЕ СВЯЗИ


Через две недели после отъезда Альвареса отец появился во        дворе с письмом, которое вручил матушке, сев рядом с ней около фонтана. Она сломала печать, прочла письмо и, возвращая его отцу, позвала нас с Эсмеральдой сесть подле нее.
- Ферда, - сказала она, когда отец отложил письмо, а мы подошли, - все, что ни делается, к лучшему, и мы не должны выказывать признаков слабости. - Затем, повернувшись к нам, произнесла: - Дорогие дети, мы жили вместе долго и счастливо, но сейчас настало время, когда нам надлежит расстаться. Альфонсо, мы с Эсмеральдой должны отплыть первым же пароходом в Париж. Меня призывают туда для исполнения поручения, и я беру Эсмеральду с собой, чтобы она получила возможность завершить свое образование. Есть еще много такого, чему лучше всего тебя обучит отец, когда же ты достаточно продвинешься и будешь готов воспринять учения, превосходящие то, что способен дать тебе он, ты тоже приедешь в Париж, и мы снова будем вместе. А теперь, дети, устроим-ка семейный концерт в последний раз, так как, насколько мне известно, «Альтата» покидает Вера-Крус послезавтра, а мы должны попасть на этот пароход.
 Отец согласился со всем, что сказала матушка. Я, полностью уверенный в высокой мудрости своих родителей, тоже приготовился смириться с происходящим, однако, не обошлось без печали - мы с Эсмеральдой, отправившись за нашими инструментами, всю дорогу не разнимали рук.
- Матушка говорила, что все к лучшему, - сказала сестра. - Пока ты учишься, чтобы стать великим врачом, я стану великой артисткой. А потом мы снова встретимся в Париже и будем еще счастливее после разлуки. Ведь если бы мы всегда были вместе, то не узнали бы, как трудно расставаться, а, побыв некоторое время      вдали и потом встретившись вновь, мы будем любить друг друга еще сильнее. Посмотри, отец и мать тоже любят, но ведь переносят все спокойно. Мы должны быть похожими на них, сильными и смелыми, чтобы подготовиться и стать членами Великого Братства. Знаешь, брат, мне кажется, что внезапный вызов матушки в Париж как-то связан с этим Братством, о котором мы столько говорили.
- Ты так думаешь, сестра?
-Я думаю, матушка обладает высочайшими достоинствами, гораздо большими, чем нам представляется. По-моему, ни один из нас не знает родителей до конца. Я думаю, они оба являются выдающимися членами Братства. Наверное, когда великий адепт Альварес был здесь, он обнаружил, что матушка очень продвинута, и теперь вызвал ее. Что бы ни случилось, брат, мы будем часто писать друг другу, ты станешь рассказывать мне все об отце, а я тебе - все о матери.
Затем мы вернулись к родителям в патио и музицировали до поздней ночи. Я и отец играли на скрипках, а сестра с матушкой - на арфе и флейте.
Хотя весть и оказалась неожиданной, промедлений не было, родители приняли все спокойно и рассудительно и были готовы к отъезду на следующий день. Мы все отправились поездом в Вера-Крус, где мать и сестра поднялись на борт «Альтаты», которая отплывала во Францию с заходом в Нью-Йорк. Отец все это время хорошо владел своими чувствами, но когда целовал на прощание своих любимых жену и дочь, я заметил слезы в его глазах и услышал сдавленный стон. Я обнимал матушку и сестру, пока провожающим не был отдан приказ покинуть пароход. Мы с отцом сошли в лодку, которая и доставила нас на берег.
Казалось, матушку при расставании окутывало удивительное спокойствие, без сомнения, придававшее отцу силы. Но оно не означало недостатка любви с ее стороны, а лишь великолепный контроль над всеми чувствами и эмоциями. Я и тогда понимал это, однако, только теперь, после многих лет тяжелого труда и испытаний сполна осознал все величие натуры моей матери. Только сейчас, когда мне стало известно все значение той разлуки, могу я оценить силу характера моего отца. Как ни велика была их любовь к своему дому, они пожертвовали счастливой жизнью ради труда на благо человечества.
Итак, мы с отцом стояли на берегу, наблюдая, как темная корма «Альтаты» становится все меньше и меньше на волнах залива. Длинное облако черного дыма из трубы парохода, закручиваясь клубами, поднималось в чистое голубое небо, на котором не было никаких признаков приближающегося шторма. Птицы щебетали в листве; воздух был полон деятельной жизни насекомых; множество прекрасных деревьев и цветущих кустарников, свежих от утренней росы, украшало эту землю; и весь окружающий мир, пребывая в радости, казалось, старается утишить нашу печаль.
В тот день мы нашли приют на гасиенде дона Игнацио Мартинеса, ученого и городского врача, который, как и отец, изучал оккультизм и был ему близким другом. Когда он узнал об отъезде матушки и сестры, то печально покачал головой и сказал:
- Сеньор Колоно, я не хочу нагнетать ненужный страх и беспокойство, но все-таки должен сказать, что вы напрасно не ознакомились со своими гороскопами, прежде чем предпринимать подобные действия.
- Верно, дон Игнацио, - ответил отец, - я не следил за аспектами планет уже несколько дней, хотя прежде никогда не пренебрегал их знамениями в своей врачебной практике, рассматривая влияние и субстанции, которые символически названы именами планет, как самым непосредственным образом связанные с заболеваниями. Подобно Гиппократу, я придерживаюсь мнения, что астрология в своем истинном смысле является самим основанием терапии. Так каковы же сейчас предзнаменования?
В ответ дон Игнацио пригласил нас в свой кабинет, где наше внимание привлек большой небесный глобус из какого-то прозрачного материала. На нем были разными цветами нарисованы созвездия, а внутри находилась наша солнечная система со светилом в центре.
-  Вы сами видите, - сказал дон Игнацио, - что планеты предвещают бурю. И случится она на море: Сатурн и Уран - обе роковые планеты - находятся в соединении, а Луна, Венера и Марс - в одном знаке, который управляет заливом. Это дурной знак, и питая надежду, что ничего плохого не произойдет, я предсказываю резкую перемену погоды.
Отец, по-видимому, вполне понял сказанное другом и согласился с его заключениями, но в ответ просто сказал, что подчинился приказу и может только надеяться на лучшее. Я был внимательным слушателем и, хотя сам немного разбирался в астрологии, глядя на чистое голубое небо, думал, что их премудрость на этот раз непременно окажется несостоятельной. Но мои умозаключения ничего не стоили, ибо несколько часов спустя небо с невероятной быстротой затянулось темными, зловещего вида тучами, поднялся ветер, и черная ночь поглотила свет дня.
Первый короткий порыв ветра принес небольшой ливень. Затем наступила тишина - ужасающая тишина, гнетущая      своим бездействием. А потом разразилась буря. Ветер ревел, деревья сгибались под его неистовым натиском, остов дома зловеще скрипел и дрожал под его порывами. Небеса, казалось, полыхали в огне, а громы соревновались с ревом урагана, сея еще больший ужас.
Через час все закончилось. Всего лишь час - но, о Боже, какая жестокость свершилась! Что он принес! Во время бури отец сидел с застывшим, отсутствующим взглядом, и теперь, когда она улеглась, я заметил трагическую перемену в его лице. Не было прежней счастливой улыбки, только глубокая, невыразимая печаль.
- Мой дорогой брат, - сказал дон Игнацио, беря отца за руку, - я сочувствую вам и готов помочь всеми своими силами в этот час сомнений и испытания. Кажется, нельзя и помыслить, что пароход мог выдержать такой шторм. Но мы не можем оплакивать прошедших через то, что другие называют смертью, ибо знаем, - с ней приходит начало новой жизни. Возможно, Нина потеряна для вас в этой жизни, но ваша потеря - для нее победа. Припомните, что происходит в реальности. Ведь это и ваша победа. Хотя вы и потеряли ее в видимом мире, она неизменно будет присутствовать рядом в мире невидимом, ибо то, что выглядит, как разлука, в действительности оборачивается более тесным союзом. Не забывайте, брат, вы действовали в соответствии с приказом Учителей, а они мудрее нас. Рассматривайте происшедшее в этом свете и помните: если у ваших близких еще есть обязанности в этом мире форм, их несомненно охранили те, против кого любой ураган - ничто.
Слова дона Игнацио обладали укрепляющей силой, и отец, покачав головой,сказал:
- Дорогой брат, вы говорите истину. Я очень любил свою жену, наверное, моя любовь стала эгоистичной. У меня нет сомнений: все произошло так, дабы я вспомнил о долге и направил свою любовь к другим людям. Я буду стоек и никогда более не забуду, что есть истинный труд человека. Я подчинялся приказам Учителей, полностью доверял их высочайшей мудрости и отныне посвящаю свою жизнь человечеству и истине. - Говоря это, отец поднялся - сама решимость, и его печальное бледное лицо осветилось благородным спокойствием.
- Сын мой, Альфонсо, - обратился он ко мне, - помни слова, произнесенные здесь, запечатлей их в разуме и сердце. Твоя мать не мертва. Смерти нет.  В этом действии или процессе,  который так называется, мы переходим от тюрьмы плотской формы ко вселенским свету и любви. По всей вероятности, твои мать и сестра-совершили переход от нашего рода жизни в высшие планы радости и труда.      Нам осталось завершить свои дела здесь и заслужить право присоединиться к ним. Последуешь ли ты за мной? Соединишь ли свои усилия с моими ради достижения этой цели?
Сила слов отца потрясла меня, новая жизнь билась во мне, и внутренний голос звал: «Вперед! Вперед!» С решимостью и энтузиазмом, каких никогда прежде не выражал, я произнес: «Да». Отец поцеловал меня, а дон Игнацио, схватив мою руку, сказал:
- Ты - благородный сын, тебе суждена великая работа, большую мудрость ты обретешь и выйдешь в запредельное. Иди с отцом, учись прилежно, он многому способен научить. Будь чист, будь благ и полон любви к человеку, ибо цель твоя определена и определенна.
Мы оставались у дона Игнацио до следующего дня. Газетный отчет о буре вкратце был таков: она пронеслась по всему побережью и заливу; все суда, находившиеся в море, несомненно, пропали без вести. За отчетом следовал список пассажиров «Альтаты», где после «сеньора Нина Колона с дочерью» были упомянуты двое неизвестных, которые взошли на корабль, когда тот уже снимался с якоря, и чьи имена не успели зарегистрировать.
На следующий день мы с отцом вернулись домой, и с той поры я стал его почти постоянным спутником. Он больше не запирал старую лабораторию и в ней обучал меня химии. Я изучал также все, что относилось к медицине. Отец был как никогда усерден по отношению к больным. Я сопровождал его в визитах, слушая по дороге лекции. Время шло, познания мои возрастали, отец говорил со мной все более открыто и, наказывая хранить тайное, многое поведал об оккультных теориях в медицине, рассказал более полно о своем обучении в Париже. Матушка и сестра не ушли из наших мыслей и разговоров. Мы часто беседовали о них, но, даже испытывая печаль, владели своими чувствами и не теряли времени в бесполезном сожалении о прошлом.
Однажды, говоря о своих достижениях в медицине, отец сказал: «Я лечу заболевания не так, как полагают многие. Успех мой обусловлен не моими учеными степенями и не дипломом, полученным в одном из самых известных университетов мира, но знаниями, почерпнутыми в определенных тайных школах, учеником которых я состоял в Париже. Эти школы, неизвестные широкой публике, существуют еще со времен Месмера и Сен-Жермена, учения которых содержат гораздо больше, чем думают невежды. Те школы бдительно охраняются. Только достойный может быть допущен, ибо знание, которое они открывают, могло бы стать ужасающей силой зла в руках эгоистов и злоумышленников.
Я надеюсь, сын мой, обеспечить твой прием в такую школу, когда ты станешь старше, поскольку никому не дано вступить  туда ранее двадцати одного года. За это время ты должен получить обычное медицинское образование, ибо в наш век поверхностных знаний нельзя открыто практиковать то, чему там обучают. Позтому, ты должен будешь скрыть свою практику под обычной вывеской, как это делаю я. Многие способы лечения я применяю, в том числе и такие, которые, если бы о них стало известно, были бы названы суеверием, а я прослыл бы шарлатаном».
На мой вопрос, связана ли эта тайная школа с великим Братством, отец ответил, что да, она составляет часть полуэзотерической секции, и что все члены четвертой степени посылают туда своих детей, чтобы те получили как эзотерическое, так и экзотерическое образование.
- Помни, сын мой, - добавил он, - члены четвертой степени должны обладать властью и влиянием в мире, но не для исполнения своих эгоистических целей, а чтобы таким образом стать более действенными орудиями блага. Каждый кандидат в члены должен овладеть тремя важнейшими профессиями, изучив медицину, юриспруденцию, искусство. Все это будет разъяснено тебе позднее, когда настанет подходящее время.
- Принимают ли в эту школу женщин, и училась ли в ней матушка? - спросил я.
- Принимают. Твоя мать окончила ее. Хотя женщины потом могут не заниматься профессиональной практикой, если того желают, все экзамены они сдают наравне с мужчинами. Твоя мать получила высшие баллы по искусству и музыке, была в высокой степени специалистом в изготовлении лекарств и диагностике заболеваний, поэтому и стала моим неизменным советчиком во всех сложных случаях. В то же время она была знакома с законами различных стран, принципами управления. А когда дело касалось закона в его философском аспекте, немногие могли с нею сравниться.
Помни, Альфонсо, именно там я встретил твою мать. И чтобы объяснить тебе нашу с ней замечательную близость, скажу, что все члены четвертой степени Братства посылают в школу сына и дочь; этой практики придерживались наши братья до нас в течение многих прошедших столетий. Где бы ни были эти школы, знание законов продолжения рода, преподанное в них, позволяет всем, кто выходит оттуда, привести в свой дом достойных супругов. Каждые отец и мать воспитывают сына и дочь, и так организация продолжает свое существование, когда старшие члены переходят на более высокие ступени, где брак в общепринятом смысле неведом. Со мною в Париже была моя единственная сестра, вышедшая замуж за собрата; от нее у  меня нет вестей уже двадцать лет.
У твоей матери также был брат, который не вступил в брак. Он прошел особое обучение и замечательно преуспел. В отношении него я не могу сказать ничего более. Я надеюсь, что, когда ты поедешь в Париж, подобно мне, то тоже найдешь заключенную в женскую форму душу, ко-торая будет соответствовать твоей и во всей полноте будет достойна твоей пюбви.
- А как заполняются пустоты, когда кто-либо умирает? - спросил я, думая о своей утраченной сестре.
- Это, сын мой, принадлежит к тайнам посвящений, которые я не во-пен открывать. Достаточно сказать, что есть советы, которые следят за этим. И помимо тех, кому предстоит стать членами по праву рождения, существуют такие, кто становится ими путем усыновления.
...Так прошло семь лет. Я неизменно состоял учеником своего отца. Об «Альтате» так ничего и не было слышно со дня того рокового шторма. Ни слова о матери. Когда бы я ни заводил разговор с отцом об этом предмете, он упорно настаивал на том, что матушка жива, и тогда вдавался в пояснения, говоря, что она была посвящена в Третью степень, члены которой выше смерти, они бессмертны.
- Но если это правда, - возражал я, - почему мы от нее не получили пи единой весточки?
- Сын мой, ты не понимаешь, - отвечал он торжественно. - Те, кто принадлежит к Третьей степени, не ведают связей, подобных связям мужа, жены, родителей. Ни одно существо, кроме им подобных, не может требовать их любви, ибо она безгранична, всеобъемлюща и принадлежит всему человечеству.
Итак, мне исполнился двадцать один год; я был весьма образован в области медицины и в других науках. Моя любовь к знаниям стала почти ненасытной. Тем не менее, несмотря на столь сильное увлечение учебой, мне не позволялось пренебрегать требованиями социальной жизни.
- Поскольку поле твоей деятельности находится в мире социальном, ты должен знать его уклад и обычаи, - говорил отец. - И нет нужды прерывать свои взаимоотношения с ближними ради занятий наукой. Прекращать их надо лишь с тем бездумным обществом, где тщеславие, фривольность и мода иссушают сердце и убивают душу.
Участие в социальной жизни принесло благие результаты: я стал анализировать так называемые «радости жизни» и нашел их иллюзорными и неспособными дать удовлетворение. Правда, я принимал лишь формальное участие в жизни общества, так как желание постичь, хотя бы до некоторой степени, тайны вселенной стало моим единственным устремлением.
Однажды мы вернулись домой и обнаружили посетителя, которого на первый взгляд, из-за его манер и одежды, я принял  за Альвареса, о ком все еще помнил. Но тут же я обнаружил, что это -другой человек. Его платье и плащ были похожего покроя, но черного, а не синего цвета. В отличие от Альвареса, он приветствовал отца сердечным рукопожатием и, когда тот представил его мне, как сеньора Гарсию, немедленно начал приятную беседу.
Прошел месяц, и сеньор Гарсия, почти постоянно находясь при мне, стал самым близким моим другом. Как-то отец после долгой беседы на оккультные темы рассказал мне, что сеньор Гарсия был учеником тайных школ в Париже, что через несколько дней ему предстоит туда вернуться, а я, поскольку уже достиг подходящего возраста, должен ехать с ним и постараться поступить в школу, чтобы пролить больше света на изучаемые предметы, узнав секреты, которые отцу не было позволено мне передать.
«И помни, - сказал отец, - как сын старшего члена Братства, ты имеешь право на то, чтобы твоя кандидатура был рассмотрена, но поступить можешь только благодаря своим собственным достоинствам и заслугам. Ты должен пройти много испытаний и проверок до того, как сможешь быть принят в полноправные члены».
Наступил день отъезда Гарсии, и отец пригласил меня в свой кабинет на прощальную беседу. Пространно и красноречиво рассказав о величии братства и любви и обрисовав организацию, стремившуюся сделать их достоянием каждого, он сказал:
«Альфонсо, сеньор Гарсия - продвинутый член тайной Школы Асклепия и достоин твоего полного доверия. Он приехал с рекомендациями высоких братьев и оставит тебя в добрых и верных руках. Вспомни о том, что я говорил тебе в отношении учеников этой школы: принимаются только те, кто чист и добр, а всем прочим неизвестно о ее существовании; лишь избранные могут найти ее. Твое преимущество заключается в том, что ты имеешь возможность находиться среди людей, способных руководить тобой тебе же во благо. Дорожи этой привилегией, неукоснительно сохраняй то, что является тайным, неизменно уважая все, что имеет отношение к твоим учителям. Будь осторожен. Опасайся обманчивого мирского блеска и избегай всякой сентиментальной любви и увлечений. Пусть твоя любовь будет чиста, сильна и безмерна по отношению ко всему, что благородно и истинно.
Что касается противоположного пола, женись не раньше, чем найдешь душу, полностью соответствующую твоей собственной, и ум, преданный той же великой цели. Сначала поступи в школу, ибо именно там ты найдешь тех, чье сердце и разум живут в гармонии с твоими. Там, среди своих сестер ты, без сомнения, найдешь одну, которая будет достойна  твоей любви и сможет способствовать твоему продвижению в наибольшей степени. Избери ее своим сотоварищем. Взрасти для нее чистую и святую любовь, и когда знание даст тебе право снова предстать пред миром, возьми ее в жены в истинном браке. И вершите имеете свое служение братьям и человечеству.
Всегда помни, что эта жизнь является ни чем иным, как необходимым испытанием перед жизнью еще более высокой, и никогда не позволяй самым возвышенным радостям этого наисчастливейшего периода твоей жизни увести тебя со стези главного долга. Чистая любовь к жене и детям расширит пламя твоего сердца. Чистая преданность раскроет дремлющий дух, который обитает в твоем сокровенном существе, и поведет к еще более прекрасным и значительным высотам любви. Сын мой, учись любить, ибо, если ты не научишься этому гам, ты не научишься нигде впоследствии. Пусть вся твоя душа восхитится дивным пламенем, но никогда, даже на мгновение, не позволяй ей смутиться недостойной мыслью, а уж тем более погибнуть в эгоистическом разъединении и одиночестве. Люби жену, дабы еще (шлее полюбить человечество, люби детей, дабы еще более полюбить всех детей Божьих, и тогда вселенская любовь озарит твой разум и душу и даст тебе всяческую мудрость.
Будь сильным, сын мой, будь отважным, будь верным и терпеливым и всегда трудись ради добра. А теперь прощай. Возможно, нам не приведется свидеться снова на Земле. Прощай!»
Отец наставлял меня голосом, полным любви и нежности, и ореол света, обычно окружавший мать, когда она говорила в подобной манере, озарял тогда сиянием его лицо. Его слова обладали странной укрепляющей мощью, и хотя моя любовь к нему была так сильна, как только может быть сильна любовь ребенка к родителю, я контролировал свои чувства, подавил слезы, тепло с ним простился и уехал с Гарсией во Францию.









Комментариев нет:

Отправить комментарий