ЭЗОТЕРИЧЕСКИЙ РОМАН
ФИЛОС
КНИГА ПЕРВАЯ
Глава 10
Осуществление
По традиции в нашем государстве велось систематическое наблюдение за наиболее одаренными студентами, им давали бесплатное образование. Надо сказать, что это наблюдение никогда не было
утомительным, и те, кто удостаивался такой отеческой заботы, едва замечали его.
Самых талантливых и усердных из нас, дошедших до последнего семестра обучения,
допускали на те заседания Совета Девяноста, которые не носили закрытого
характера и на которых не принимались законы. А некоторые избранные,
предварительно дав строгую клятву, присутствовали на всех его заседаниях.
Каждый из многих тысяч студентов высоко ценил даже незначительную привилегию,
ибо, кроме оказываемой чести, уроки государственного управления давали
неоценимое преимущество перед остальными.
Во вторую половину моего четвертого года
обучения ко мне пришел принц Менакс, пожелавший узнать, не соглашусь ли я
занять должность секретаря министра — положение, позволявшее подробно
ознакомиться с работой правительства Посейдонии. Он сказал:
— Это — большое доверие, и я рад
оказать его тебе потому, что ты обладаешь способностями выполнять обязанности
так, чтобы удовлетворить Совет. Работа даст возможность быть в тесном контакте
с Реем и принцами, а также облечет тебя некоторой властью. Что скажешь?
— Принц Менакс, я осознаю, что это
— очень высокая честь. Но позволь спросить, почему ты предоставляешь ее мне,
совершенно незнакомому тебе человеку?
— Потому, Цельм Нуминос, что
полагаю тебя достойным и теперь даю тебе шанс доказать это. Я знаю тебя, хотя
ты меня не знаешь, и верю в тебя. Обманешь ли ты мои ожидания?
- Нет.
— Тогда подними свою правую руку к
сияющему Инкалу и поклянись нашим высшим символом, что ни при каких
обстоятельствах не разгласишь и малой толики того, что происходит на закрытых
заседаниях, а также на любом слушании в Зале Законов.
Я поклялся, тем самым связав себя
нерушимым обетом перед всеми посейдонцами и став секретарем без права голоса —
одним из семи неофициальных лиц, которым доверяли написание особых отчетов и
работу со многими важными государственными документами. «Конечно, не было бы
большой разницы, если бы такое дело поручили кому-либо из девятисот других
студентов Ксиоквифлона, — думал я, искренне считая, что не более достоин этого,
чем они. — Наверное, при выборе сыграла роль моя личная популярность, вызванная
тем, что ко всем делам я относился с той же твердой решимостью, какая
направляла мои действия на горе Рок». Принц словно прочел эти мысли.
— Я давно наблюдаю за тобой, —
сказал он. — От меня, а не от ксиокла* (* Главного наставника), тебе приходили
приглашения посещать заседания Совета. Астики* ( * Astiki — принцы
империи, от астика — ср. с azteka - астека (ацтек) всегда внимательно
следят за подающими надежды студентами. Отсюда и те небольшие поручения, что
тебе иногда выпадало исполнить. Сегодня вечером, в восемь часов приходи ко мне
во дворец. Я хочу поговорить с тобой, а там это сделать удобнее всего.
Менакс занимал пост премьер-министра —
самый значительный правительственный пост среди всех астиков, он был главным
советником Рея. Мое мнение о себе самом, конечно же, возросло, когда я сполна
осознал, какой чести удостоен, но это вызвало лишь горячую благодарность, а
отнюдь не тщеславное высокомерие. Намотав на голову свой лучший тюрбан зеленого
цвета, заколов его булавкой, украшенной серым кварцем с зелеными прожилками
меди, что указывало на мое социальное положение, я вызвал по нейму городской
вэйлукс, как вы бы вызвали такси. Вскоре пришла машина, в которой, несмотря на
ее сравнительно небольшой размер, было многое предусмотрено для удобства
четырех пассажиров. Пожелав спокойной ночи своей матери, я помчался в город,
прислушиваясь к яростному грохоту потоков дождя о корпус машины, отчего вечер
казался довольно мрачным.
Дворец Менакса, в котором я бывал и
прежде, стоял неподалеку от внутренней набережной канала, там, где он ближе
всего подходил к моему дому. Расстояние примерно в десять миль машина
преодолела за считанные минуты и приземлилась, шуршанием по широкому мраморному
настилу вэйлуксодрома сообщая о том, что я прибыл по назначению. Вышел стражник
и спросил о цели визита. Услышав ответ, он вызвал служителя, и тот сопроводил
меня к принцу. В огромной зале находились несколько вельмож из свиты астика,
старательно занимавшихся ничегонеделанием. В этом им помогали некоторые дамы,
живущие во дворце. Сам же Менакс возлежал на диване перед камином, наполненным
кусками какого-то тугоплавкого материала, нагреваемого с помощью универсальной
силы. Прежде чем служитель подвел меня к принцу, я успел заметить группу
вельмож и дам, собравшихся вокруг девушки редкостной красоты. Ее платье, черты
лица и весь облик свидетельствовали, что она — не дочь Посейдонии, у нее не было
ни темных глаз, ни темных волос, ни нашей красновато-медной кожи.
Красавица-незнакомка выглядела опечаленной и, насколько я мог судить после
беглого взгляда, все окружающее было ей глубоко чуждо.
— Добро пожаловать, —
приветствовал меня Менакс, — присаживайся. Ночь выдалась грозовой, но я хорошо
знаю тебя: ты пообещал и пришел.
Он некоторое время помолчал, пристально
вглядываясь в пылающий камин, и спросил:
— Цельм, намерен ли ты сдавать
экзамены в те девять дней, что ежегодно отводятся для этого студентам?
— Я собирался, мой астик.
— У тебя есть возможность отложить
экзамены до последнего года обучения.
— Мне бы этого не хотелось.
— Одобряю твое решение. Я и сам
поступал так же, когда учился. Надеюсь, ты достойно выдержишь испытания. А
после них у тебя будет целый месяц для развлечений. Как бы и мне хотелось
отдохнуть хоть немного от своих обязанностей!.. Ты уже решил, Цельм, что будешь
делать в эти каникулы?
— Нет, мой принц.
— Нет? Это хорошо. Не смог бы ты
оказать мне услугу — отправиться в далекую страну, чтобы совершить доброе дело?
Выполнив мое короткое поручение, ты сможешь оставаться там столько, сколько
пожелаешь, или же поехать отдыхать туда, куда поманит тебя фантазия.
У меня не было причин отказаться от
предложенного путешествия. Так долг привел меня в страну, которая до настоящего
момента упоминалась лишь вскользь. Отчет о моем путешествии в те каникулы лучше
начать с описания Суэрна, называемого ныне Индостаном, а также Некропана,
именуемого теперь Египтом, — наиболее цивилизованных стран, не находившихся под
влиянием Посейдонии.
Когда люди стремятся к тому, чтобы всеми
их делами управляла только религия, то результат наверняка будет не самым
лучшим. Теократическая политика израильтян — показательный пример в истории
мира. Суэрн и Некропан, как в этом вскоре убедится читатель, — еще более ранние
примеры того же. Я вижу причину этого отнюдь не в ошибочности религии; весь
опыт моей жизни убедил меня, что нет ничего лучше чистой, незамутненной веры.
Причина, по которой теократия, достигнув определенного успеха, не может
процветать вечно, состоит в том, что внимание ее последователей неизменно
направлено исключительно на духовное, на утверждение его принципов, а понятия
Царства Божия никогда не могут быть понятиями земными. Не могут, по крайней
мере, до тех пор, пока человек не разовьет до необходимой степени свой шестой,
или психический, принцип и не очистится огнем Духа от всякой примеси животного.
В Суэрне и Некропане существовали цивилизации,
которые, как я сейчас понимаю, не уступали посейдонской, хотя разительно
отличалась от нее. Религия их народов не была похожа на нашу, и мы обсуждали ее
между собой несколько снисходительно. Но в целом атланты относились к этим
народам с большим уважением по причинам, которые я вскоре открою.
Различие между нашими тогдашними
цивилизациями заключалось в том, что посейдонцы стремились к развитию техники,
искусств и наук, то есть, имели дело с материальными вещами и, не задумываясь,
принимали религию своих предков, а суэрнианцы и искропаны почти не обращали
внимания на все, что не имело непосредственно оккультного и религиозного
значения, — на истинно практические принципы, как и на оккультные законы,
имеющие отношение к материальности. Они совсем не заботились о материальных
вещах, если только речь не шла о поддержании жизни. Их основополагающим
правилом было — не обращать внимания на окружающую действительность, отринуть
настоящее и стремиться к будущему. Жизненным же принципом Посейдонии было расширение
власти человека над явлениями природы.
Некоторые наши теоретики философствовали
о духе времен и пытались смоделировать прогноз судьбы Атлантиды. Они
подчеркивали тот факт, что наши замечательные достижения в искусствах, физике и
других науках, словом, весь прогресс полностью зависел от использования
оккультной силы Ночной Стороны Природы. Из сопоставления этого факта с тем, что
мистические достижения суэрнианцев и не-кропанов обязаны своим существованием
той же оккультной силе, сам собой напрашивался вывод: со временем мы тоже
потеряем интерес к материальному прогрессу, как таковому, и посвятим свою
энергию лишь оккультным исследованиям. Надо заметить, что предсказания этих
ученых казались людям излишне мрачными, и хотя их слушали с уважением, неудачные
попытки пророков предложить достойный выход делали их предметом тайного
презрения. Ведь любой, кто найдет ошибку в существующем порядке вещей и будет
неспособен заменить его лучшим, наверняка встретит всеобщую насмешку.
Мы, посейдонцы, знали, что загадочные
народы за океаном обладали способностями, перед которыми выглядели ничтожными
такие наши достижения, как, например, быстроходные машины и подводные суда,
легко пересекавшие огромные воздушные и водные пространства. У них не было
подобных устройств, поскольку они просто не имели в них жизненной необходимости
и, следовательно, как мы предполагали, желания их создавать. Наверное, наше
несколько снисходительное к ним отношение было скорее показным, чем истинным,
так как в глубине души мы признавали их превосходство, хотя и не испытывали при
этом ни малейшего восхищения.
Мы могли говорить, видеть, слышать и
быть видимыми теми, с кем хотели общаться, причем на любом расстоянии и без
проводов, но с помощью магнитных токов Земли. Истинно, мы никогда не знали боли
расставания с друзьями. Мы легко контролировали все коммерческие дела на самых
отдаленных своих территориях. При необходимости наши войска обернулись бы
вокруг света за один день. Однако, все это было возможно, только пока у нас в
руках находились наши механические и электрические изобретения, ценность
которых посейдонцы необоснованно преувеличивали. Ведь если бы самого известного
ученого Ксиоквифлона, допустим, заперли в темницу, то ему не помогли бы все его
познания. Лишенный привычных приспособлений и средств, он потерял бы надежду
что-либо увидеть, услышать или сбежать без посторонней помощи, ибо его чудесные
способности находились в полной зависимости от творений его интеллекта.
Но не таковы были жители Суэрна и
Некропана. Попади в темницу любой из них, он мог бы тут же беспрепятственно
выйти, подобно Савлу из Тарса, и никто из нас не сумел бы помешать ему. Он мог
видеть и слышать на любом расстоянии без всякого нейма; умел пройти даже сквозь
вражеский строй, оставаясь невидимым. Так на что же годились наши достижения по
сравнению с достижениями Суэрна и Некропана? Какой смысл использовать военные
средства против людей, каждый из которых одним только взглядом, сверкающим
страшным светом воли, мог вызвать невидимые силы Ночной Стороны, и неприятели
скорчивались, как зеленые листья в опаляющем дыхании огня? К чему ракеты, если
тот, на кого они нацелены, был способен моментально перехватить их на лету и
заставить приземлиться у своих ног, как легкий пух чертополоха? Что пользы во
взрывчатых веществах, пусть и гораздо более мощных, чем нитроглицерин, которые
сбрасывались с вэйлуксов, парящих на высоте нескольких миль в голубом своде
небес? Ровным счетом никакой, если противник одним только взглядом и
совершенным контролем над неведомыми нам силами Ночной Стороны мог легко
остановить падающую смерть и вместо того, чтобы погибнуть самому, уничтожить и
наш корабль, и его живой груз.
Обжегшись, ребенок боится огня.
Давным-давно атланты хотели покорить эти народы, но потерпели сокрушительное
поражение. К счастью, в намерения победителей не входило завоевать нас, а лишь
дать нам отпор. Потому впредь мы стали жить в мире. На протяжении последовавших
долгих столетий и Посей-донию заботила исключительно оборона страны,
захватнические планы были забыты ею. И благодаря такой перемене между нашими
тремя народами установились дружеские отношения.
Атл, наконец, узнал многое о том, как
применять магнитные силы, чтобы уничтожить своих противников, и прекратил
использовать ракеты, снаряды и взрывчатые вещества в качестве средств защиты.
Но знания суэрнианцев все еще были намного полнее наших. Мы своими магнитными
разрушителями сеяли смерть лишь на ограниченной территории вокруг операторов.
Они же могли бы поразить любую точку, независимо от расстояния. Наши устройства
губили все без разбора на роковой территории: все живое и неживое, всех
людей, своих и чужих, животных, деревья — всех ждала одна и та же участь. А их
средства были под контролем и поражали только конкретного намеченного врага в
самое сердце, не уничтожая бесполезно другие жизни, даже не задевая никого,
кроме, к примеру, генералов или главнокомандующего армией противника.
Все это было мне хорошо известно. И
теперь принц Менакс просил меня отправиться с важным поручением именно в Суэрн,
землю которого я уже давно мечтал увидеть. Искренне обрадованный тем, что мое
желание, наконец, сбудется, я спросил о сути поручения:
— Если зо астик скажет, что от
меня требуется, он утолит мое возрастающее любопытство.
— Это я как раз и собираюсь
сделать, — отозвался принц. — Мы хотим послать правителю Суэрна подарок в знак
признательности за дары из гемм и золота, присланные им Рею Уоллуну. Правда,
существует предположение, что эти подношения сделаны лишь для того, чтобы
побудить нас принять к себе полторы сотни женщин из числа военнопленных, чем-то
помешавших Эрнону — императору Суэрна. А нам не пристало получать подачки. Хотя
женщинам и будет позволено пока остаться здесь или отправиться, куда они
пожелают, — за исключением Суэрна, въезд в который им запрещен, — решено не
просто принять дар, но сделать ответный жест. Так постановил Совет на последнем
собрании. — Менакс умолк, встал со своего ложа, подошел ближе к камину и
продолжил:
— Кажется, женщины принадлежат к
довольно влиятельным кланам народа Салдии — страны, чьи земли простираются
далеко на запад от Суэрна. Салдийцам никогда прежде не приходилось испытывать
на себе суэрнианскую мощь, они и не предполагали, как может изливаться ярость
Инкала через Его сынов из Суэрна, ярость, скашивающая врагов так же, как серп
жнет колосья во время жатвы. У Эрнона много плодородных земель. Желая обладать
ими, невежественные дикари и бросили Рею Суэрна вызов к войне. Эрнон ответил,
что не собирается воевать, но если кто придет к нему с копьями и луками,
закованный в броню, то горько пожалеет, ибо Иегова — так су-эрнианцы
предпочитают называть Того, Кого мы зовем Инкалом,— защитит его и его народ без
битв и кровопролития. На это варвары ответили насмешками. Они собрали огромную
армию, многочисленные обозы и примчались, чтобы разорить владения Суэрна. Но
подожди-ка, в этом зале есть человек, который, несомненно, расскажет тебе
больше и лучше, чем я. Мейлзис, — обратился принц к своему телохранителю, —
приведи сюда вон ту светловолосую чужестранку.
Мейлзис подошел к незнакомке, которую я
заметил, как только вошел в апартаменты Менакса; та поднялась легко и
грациозно, невольно вызвав мое восхищение. Не торопясь, она поправила свой
наряд, будто не спешила выполнять приказание старшего по положению, только
потом приблизилась к принцу. Он спросил почтительно:
— Не соблаговолишь ли ты
рассказать и мне то, что поведала моему подданному? Я знаю, что рассказ твой
весьма интересен.
Пока он говорил, чужеземка смотрела не
на принца, а на меня, смотрела не вызывающе, но пристально, во все глаза, хотя,
возможно, и не осознавала этого. В ее взоре была такая магнетическая сила, что
мне пришлось смущенно отвести глаза в сторону. Но даже сделав это, я все еще
чувствовал на себе ее взгляд. Между тем девушка заговорила на посейдонском
языке, что было явным признаком ее высокой образованности:
— Если тебе, зо астик, доставит
удовольствие то, что ты просишь меня сделать, то мне тем более. Мне также
приятно повторить все для твоего молодого придворного. Однако, я хотела бы,
чтобы твоя дочь не присутствовала при этом, — прибавила она, понизив голос и
бросив неприязненный взгляд на Анзими, которая сидела неподалеку и делала вид,
будто читает книгу, хотя на самом деле внимательно прислушивалась к нашим
словам. Должно быть, принцесса уловила суть сказанного чужестранкой, поскольку
тут же встала и поспешно покинула зал. По-видимому, мне не удалось скрыть
разочарования поступком салдийки и чувством, ставшим его причиной, так как она
прочла мои мысли и от досады даже прикусила губу.
— Нет надобности стоять. Не хочешь
ли ты присесть справа от меня, а ты, Цельм, устроиться по левую руку? — спросил
Менакс, опустившись на диван.
Когда я сел и приготовился слушать, к
нам почтительно приблизился слуга Мейлзис.
— Твои придворные и дамы
астикифлона испрашивают разрешения тоже присутствовать при этом рассказе, —
сказал он принцу.
— Думаю, нет причин отказывать им,
— ответил Менакс и добавил: — Принеси сюда нейм и поставь рядом с нами, чтобы
редактор Хроник тоже мог получить эту информацию.
Воспользовавшись разрешением, все вскоре
собрались вокруг нас; кто-то устроился на низких сидениях, а вельможи, знакомые
с обычаями своего принца, просто улеглись на богатых бархатных коврах,
устилавших мраморный пол.
Комментариев нет:
Отправить комментарий