ЭЗОТЕРИЧЕСКИЙ РОМАН
ФИЛОС
КНИГА ВТОРАЯ
Глава 3
" ИТАК, НЕ ЗАБОТЬТЕСЬ
О ЗАВТРАШНЕМ ДНЕ ... "
Заметив мое пробуждение, Куонг сказал:
— Давай сядем в круг, брат, чтобы можно было начать вечернюю церемонию.
Мы присоединились к десяти людям, образовавшим кольцо в центре комнаты, и взялись за руки со своими соседями, так же поступили и остальные. В центре круга стояла медная курильница, рядом с ней — Великий Магистр. Этот человек начал говорить на прекрасном английском языке, давая четкое и краткое изложение религии-мудрости лотиниан. Он сказал, что совершаемое по оккультному закону, не является чудом, что в мире и прежде никогда не происходили чудеса, потому что они стали бы нарушением закона. А чем является нарушение закона, как не злом? А если это — зло, то Иисус Христос не стал бы совершать их. Ни один мужчина и ни одна женщина не понимают принципа действия этих законов, не знают их характера до тех пор, пока не станут учениками оккультизма. Научный мир проявляет даже большее невежество по отношению к таким таинственным силам Природы, чем секта спиритуалистов. Последние, хотя и понимают кое-что, но настолько мало, что подвергают себя серьезным опасностям, вызывая силы, столь ужасные в случае злоупотребления ими, что их поле действия могло бы заставить мудрого остановиться и подумать, прежде чем он вступит в него. Однако, наука скоро будет знать истину, если последует за Крестоносцем.
Мне разрешено было слышать и видеть все, что говорилось и делалось, но, кроме вежливого приветствия, не было оказано никаких иных знаков внимания, то есть меня не облекли какой-либо членской степенью. (Впрочем, никакие степени и не могут быть присуждены извне, ибо каждый сам по себе представляет определенную степень.) Но вот адепт заговорил с такой личной направленностью, что я ясно понял, — он обращается ко мне.
«В этом священном месте встреч есть тот, кто глубоко изучал современные научные воззрения на жизнь, и это знание наполнило его меланхолией, даже отчаянием. Он спрашивал у звезд: «Кто вы?» Но не получил никакого ответа, кроме того, который обычно дает астрономия: «Восприятие миров, солнц, сияющих сфер неподвластно разуму». Спросил он и у травы, и она сказала: «Я состою из клеток, собранных вместе и одушевленных духом природы». Животное ответило словами Дарвина: «Я — эволюционировавшая форма и происхожу из протоплазмы». Себя — человека — он увидел на вершине животной жизни и сказал о себе так: «Вот, я есть, с одной стороны, лишь простая клетка, а с другой — комплекс соединенных клеток. Мир со всеми его формами говорит мне о действии и вечности, но не говорит ничего — ни слова — о бессмертии человека, души, духа, или Бога. Смерть венчает все!»
О, брат мой! Не говорят ли тебе твоя радость и твое горе о чем-либо еще, кроме магнитных вибраций? Глух ли ты к словам Бога о том, что «вибрации» радости или горя, или «бессознательная работа мозга», посредством которых ты приходишь к данному знанию, суть ни что иное, как способ твоей жизни? И животное, не говорит ли оно: «Вот, я — душа, а это физическое тело есть удобный инструмент для применения сил души. И в случае превышения ими способности инструмента к выражению, эти силы заставляют меня (под контролем эго) отбросить его и подыскать более подходящий инструмент — новое тело, которое послужит моему развитию»? И не говорил ли тебе человек: «О, брат, пребывающий во тьме, я воистину нахожусь на самой вершине животной жизни. Мое физическое тело великолепно приспособлено, чтобы стать подходящим орудием для выполнения в наилучшем виде любого, в том числе и самого сложного из всех процессов, происходящих в мире материи. И это тело приводит меня к стене физической жизни. Смотри, оно дает возможность мне — Это — достичь вершины этой стены и обнаружить, что я есть дух, а не просто живой камень. И благодаря такому своему видению я уйду от желаний материального мира в мир духовный и пойду прямой дорогой к дому Отца моего, где много обителей духа, где материя рассеется, но не в тлении, и где не иссякнут сокровища»? Тот, кто спросил, да услышит меня. Я сказал. Да будет мир с вами».
Я думал, Куонг пошутил, когда сказал мне, что адепт, которого зовут Мендокус, будет говорить, не разжимая губ и не пользуясь голосовыми органами. Но я ошибся. И друг, прочтя мои мысли, подтвердил: «Да, брат, это не шутка. Каждому из нас, слушавших Мендокуса, казалось, что он говорит на его родном языке: мне его речь слышалась на китайском; тебе и еще пятерым — на английском; индусским панди-там — на их языке. Причина такого кажущегося парадокса заключается в том, что он обращался к нам из глубин души».
Я вспомнил отрывок из Библии, бывшей для меня превыше всех книг, в котором написано: «Когда сделался этот шум, собрался народ и пришел в смятение; ибо каждый слышал их говорящих его наречием»*. (*Деян. 2:6.)
В ответ на невысказанную мысль учитель обернулся ко мне и произнес:
— Воистину так, они обращались к душам этих толп, но здесь не было чуда, а лишь проявление закона. Библия представляет собой оккультное учение, суть которого ускользнула от тех, кто, переписывая ее, внес свои поправки, а также и от тех, кто хуже этих переписчиков — от римско-католических цензоров, делавших вставки и исказивших ее истины. Ты должен внимательно читать эту книгу. Я сам прочел ее восемьдесят семь раз.
Тут еще один брат сказал:
— Слушающие и говорящие были подобны прекрасно настроенной скрипке и смычку: каждая струна была готова отозваться на малейшее касание мастера.
Мендокус прибавил:
— Они слушали говорящих так, как вы слушали меня — не ушами, ибо для связи душ, находящихся в симпатическом единстве, не нужны никакие антенны. То, что было сказано, уже существовало в их сознании, и для осознания этого им не нужны были уши, как не нужны они и тебе для осознания своих собственных мыслей. Однако, оттого, что мысли рождались не в твоем мозге, а в моем, и, таким образом, являлись внешними по отношению к твоему внутреннему сознанию, ты полагал, что слышал меня своими ушами, хотя воспринимала твоя душа, ибо я не использовал голоса.
Теперь, убедившись в способности этих братьев читать чужие мысли, я понял, почему мне не задавали вопросов о моей жизни, взглядах или желании соединиться с ними: они, не спрашивая, знали обо всем.
Магистр Мендокус потребовал внимания от всех присутствующих, а затем воззвал к Богу и всем оккультным посвященным в этом мире и во всей Вселенной. Завершая обращение, он медленно поднял правую руку, а через полминуты опустил ее и склонил голову. Тут волшебный свет начал гаснуть, и в момент его исчезновения сверху в кадильницу рядом с Магистром ударила ослепительная молния. И следом опустилась та чернильная тьма, которая сменяет полуночные вспышки небесной молнии, но ей не суждено было продлиться долго. Вскоре в кромешной темноте вспыхнул свет и стал нарастать до тех пор, пока все внутреннее помещение Сагума не наполнилось огненным свечением, сделавшим ясно видимым каждый предмет. Как и прежде, оно, казалось, не исходило из какого-либо конкретного источника, но словно бы весь воздух стал подобен раскаленному докрасна железу и светился сам собой.
В следующее мгновение я заметил, что лица лотиниан приобрели мертвенно-бледный, бескровный оттенок, какой бывает у умерших людей. Но их бледность стала понятной, когда мои глаза обратились к стоящему в центре треножнику. Взгляд каждого брата был неотрывно устремлен на небольшой шар голубого пламени, появившийся там. Я отметил также, что свечение воздуха уменьшилось и теперь свет от голубого шара отбрасывал тени. Хотя по размеру шар был не больше лесного ореха, интенсивность его излучения превосходила огненное сияние воздуха. Свет был в высший степени красив, но не ослепителен, а скорее холоден, и не раздражал глаз. Очевидно, это было то же самое положительное пламя Жизни Природы, которым, показывая его мне, Куонг окружал себя. Оно дрожало и трепетало, похожее на шарик расплавленного, кипящего металла.
Воцарилась такая глубокая тишина, что не слышно было даже дыхания. Я бросил быстрый взгляд на братьев. Если бы не блеск глаз, устремленных на голубой свет, каждый из них мог бы показаться совершенным, но безжизненным подобием человеческого существа. Я снова посмотрел на то, что привлекало всеобщее внимание: шар рос и, став уже шести дюймов в диаметре, сиял торжественной красотой. Никакого физического человеческого участия в его создании я не заметил и понял, что он сотворен торжеством разума над материей — оккультным знанием, многочисленные проявления которого мне уже неоднократно довелось наблюдать. Все здесь было для меня новым и волшебным, но я знал, что это — не чудо, хотя и является магией.
«Что же такое магия?» — спросишь ты, читатель. Магия есть знание законов, какие невозможно понять с помощью обычных физических экспериментов, так как проявления этих законов лежат, в основном, выше физической сферы и несколько ниже ментальных или психических процессов, которые они в значительной степени напоминают.
Чем дольше я наблюдал за голубым шаром, тем теснее сливался с ментальным состоянием сидевших рядом лотиниан. И не задавался вопросом, какими должны быть размеры и в чем назначение этого светящегося шара, а просто смотрел на него с чувством совершенного знания и о его конечном размере, и о назначении. И это чувство не возбуждало в моем уме цепи беспокойных предположений. Я не думал ни о чем, абсолютно ни о чем — ни о завтрашнем дне, ни о следующем мгновении.
Мой многоумный друг, попробуй сделать это однажды: попытайся не думать ни о чем, так, чтобы у тебя не возникало ни одной мысли, даже мысли о том, что сейчас ты не думаешь. Сомневаюсь, что тебе удастся быстро достичь такого состояния ума. Но если, к счастью, это получится, то ты запомнишь до конца отмеренных тебе дней жизни на Земле, сколь велики покой и мир, сколь совершенна радость, которые ты ощущал, даже не думая о них в тот момент. Если бы тебе удалось достичь такого состояния и удержать его в течение получаса, то на это время ты стал бы ясновидящим и яснослышащим, смог бы видеть и слышать на расстоянии многих земных лиг и узнавать будущее так, что пророчество, данное тобой, сбылось бы до мелочи, хотя бы ему и предстояло свершиться через много лет или веков. Тогда бы ты сам испытал то, что испытывали лотиниане: перед ними было единое Настоящее и во всех направлениях от него простиралась область их познания.
В таком состоянии сознания посвященные могут пребывать долго, и в покое, который приходит к ним в это время, они соединяются с Зодчим мира и узнают пути Его. Подобны Иову становятся они тогда: «Я слышал о Тебе слухом уха; теперь же мои глаза видят Тебя»*. (* Иов. 42:5.) Немногие из трудов Бога могут они совершить, но многие из них понятны им, протягивающим вервь по основаниям земли и нисходящим во глубину моря, знающим, где путь к жилищу света и где место тьмы и границы ее*. (* Иов. 38:4-20.) Да, в периоды такого покоя их душ Бог открывает им даже врата смерти, через которые они могут войти и вернуться. Но все, что известно этим людям, и ты, мой друг, тоже мог бы узнать. Творец указывает им путь. Но и тебе Он покажет путь, если только ты войдешь вратами оккультизма, через которые Христос нашел дорогу к Отцу. Следуй за Ним, и ты сотворишь даже больше этого.
Магистр Мендокус, заметив, что огненное свечение воздуха уже нейтрализовано светом голубой сферы, которая — теперь двенадцати дюймов в поперечнике — неподвижно покоилась во всем своем совершенстве, излучая чарующую красоту, приподнял руку, как будто давая безмолвный приказ. После этого светящаяся сфера поднялась на высоту примерно восьми футов над полом, где и повисла без какой-либо видимой поддержки. Еще один повелительный взмах руки — и сфера по горизонтали переместилась над нашими головами на пятнадцать футов от центра зала. Там ей было позволено остаться. Хотя каждый присутствовавший интуитивно осознавал все, что должно было произойти, я опишу каждое событие специально для моих читателей.
Вслед за голубым шаром на треножнике появился шар насыщенного синего цвета, который был передвинут так же, как и его предшественник, и занял положение в тринадцати футах от соседнего на той же высоте восьми футов от пола. Затем появилась фиолетовая сфера, сиявшая столь же интенсивно и отличавшаяся от предыдущих лишь цветом, но не размером. Следом возникла сфера чистого красного света, потом — оранжевого, еще одна — ясного желтого цвета и, наконец, последняя — сияющего зеленого. Все сферы располагались на одной высоте от пола и находились на равном расстоянии от соседних. Любая попытка описать несказанное великолепие этих радужных шаров, неподвижно висящих в воздухе, поистине бесполезна.
Снова Магистр дал безмолвный приказ, и сферы стали вращаться по горизонтали вокруг своего общего центра, сначала медленно, но постепенно все увеличивая скорость, пока по инерции зрительного восприятия мы не увидели сплошное кольцо света с окружностью в девяносто футов. Однако, вращение ни в коей мере не вызывало слияния цветов в белый. И теперь нашим глазам предстало еще одно прекрасное зрелище: каждая из вращающихся вокруг общей оси сфер, составляющих круг, одновременно стала отбрасывать луч своего цвета в направлении центра. И тогда от их соединения возник перпендикулярный столб чистейшего белого света. Верхним концом он уперся в крупный кварцевый кристалл в потолке, нижним — в серый ковер пола, ибо треножник был предварительно убран.
Теперь мы видели огромное световое колесо — ось, спицы и обод, вращающееся с большой скоростью. Хотя столб и касался ковра, он не прожигал его, ибо этот свет был положительно заряженным Огнем Жизни, а не отрицательно заряженной Силой Смерти, не тем огнем, в каком на моих глазах исчез мотылек, не тем, который в буддизме символизирует Шива-разрушитель. Существует буддизм эзотерический и экзотерический (религия масс); и если для непосвященных Шива и Вишну являются лишь именами личных Богов — Разрушителя и Хранителя соответственно, то для эзотерика они суть просто термины, отличающие внешний и внутренний аспекты Природы, то есть, рост и насыщение, изменение и разрушение.
«Станет ли сила, которой владеют лотиниане, когда-нибудь и моей? — подумал я. — Если Магистр Мендокус, будучи человеком, овладел ею, то я тоже могу достичь не меньшего. Ведь чудесный храм в сердце горы, молния во тьме, поднятие огромного камня, загораживающего вход, Сила Жизни и Сила Смерти — все, что я уже видел и еще должен увидеть, было лишь творением людей, которые в спокойствии души и чистоте сердца и тела смогли явить это, потому что человек совершенный есть Христос-Дух и простирается до Отца. Разве не могу я надеяться овладеть такими же способностями, поступая, как они?» Задав себе этот вопрос, я понял, что смогу, ибо тогда находился в состоянии ясновидения. Однако, я пока не увидел всего, чему надлежало произойти, не узрел все события ближайшего будущего, а лишь самую удаленную перспективу судьбы моей души.
«Истинно так, — подтвердил Мендокус, — ты сможешь. Но не теперь, не раньше, чем пройдет время испытания. У тебя, как и всех других неофитов оккультизма, еще наступят мгновения черных сомнений, когда душа твоя будет стонать в муках отчаяния. Нет, ты никогда не усомнишься в истине герметической мудрости, но лишь в своей способности усваивать ее. Изучай же принципы Истины, а не только ее феномены. Изучай эти принципы, а не следствия, хотя последние и выглядят более привлекательными для новичков. Твои сомнения будут порождены несовершенным представлением о себе самом, недостаточным чувством симметрии. Из-за этого ты станешь придавать непомерное значение некоторым фактам. И когда они окажутся менее важными по сравнению с твоим изначальным представлением о них, твое сердце изменит тебе, ибо они велики сами по себе, и, если сравнение объявит их меньшими, то какая сила справится с большими? И тогда ты испугаешься того, что ты конечен, а эти вещи бесконечны. И ты скажешь душе своей: «Я слаб по сравнению со всем этим. Разве можно шнурком связать левиафана?» Однако, это не так, ибо творение не больше Творца своего, но ты же происходишь от Отца, а следовательно, сам являешься Его со-творцом.
Что же поможет победить? Только вера, подобная Духу, осенившему Христа и всех тех, кто восторжествовал над временем. Горе тебе, если ты не выстоишь в борьбе с лавиной сомнений. Несчастен удел такого человека, ибо, отлученный от Братства из-за слабости своего сердца, он будет все еще обладать знанием чего-то более чистого, лучшего, высшего по сравнению с обычными людскими устремлениями. Увидев лишь частицу высших возможностей своей сущности, он станет пренебрегать возобновлением прошлых чувственных отношений с миром и не сможет ни опуститься на уровень остальных, ни поднять ближних на свою высоту. А потому до конца жизни на Земле он будет один! Друг мой, никто так не одинок, как тот, кто пребывает в мире, но сам уже не от мира сего. Достанет ли тебе смелости встретить такую опасность?.. Подумай, на этом этапе у тебя еще есть шанс вернуться к прежней жизни, не вызвав последствий, неминуемых в случае, если ты зайдешь еще дальше. Не берись за плуг, коли не уверен, что сможешь дойти до конца борозды, ибо пахота долга и тяжела. Нет более сложной задачи в мире, нежели эта, которую надо претворить во всей ее полноте. Я предлагаю тебе выбор».
Умолкнув, Мендокус наблюдал, как я обдумываю его слова. А я чувствовал, что уже просто не смогу повернуть вспять: внутри меня возгорелся огонь, и Меч Господень отделил старое от нового и меня прежнего от нынешнего. «Вперед, Воин Христов!» — вот теперь моя песня, ведущая к победе. В душе я уже все решил и, забыв, что тут нет нужды обнародовать мысли вслух, собирался было открыть рот, но Магистр заговорил вновь:
«Итак, ты решил идти вперед. Это и радует, и — не скрою — очень тревожит меня, ибо тебя ожидают тягостные испытания. Однако, в конце концов, ты родишься, как золото, обожженное в огне. Я не допущу, чтобы ты шел в одиночестве, это было бы немудро, и постараюсь сделать так, чтобы шаг твой не стал непоправимым, если случится то, чего я опасаюсь. О, брат, похоже, твое горе есть и мое горе!»
После этих слов он потребовал от меня клятвы сохранять все в тайне, никоим образом никому не открывать знаний, которые я получу, ибо это может дать слушающему мои слова практические указания к использованию того, о чем я поведал. Даже сегодня мне дозволено дать лишь намек, который мог бы послужить ключом к Тишине Безмолвия, где цветет Цветок Жизни. Только намек, мой друг. А намеков я уже сделал немало. Надеюсь, ты простишь меня, ибо я не могу нарушить своего слова и выдать секреты, которые немедленно можно применить. Нет, уж лучше прокляни меня. Почему?
Предположим, я открыл бы тебе что-либо, например, секрет Силы Смерти. Разве ты поблагодарил бы меня? Ведь она — помни об этом — и есть та сила, которая может быть проявлена во всей своей фатальной мощи на любом расстоянии! Это она уничтожила войска Сеннахирима: «И в воздухе Ангел Погибели крылья свои развернул...» Допустим, я бы открыл ее тайну на этих страницах — и очень скоро самые бессовестные из людей могли бы использовать эту силу для совершения безнаказанных убийств! Кстати, сфера ее применения гораздо более обширна, ибо она есть принцип природы, управляющий трансмутацией, дезинтеграцией, распадом, разрушением, смертью. Да, она лишь разрушает и никогда не строит заново, это — Шива, Разрушитель. Но при правильном использовании эта сила благотворна: без нее не происходило бы никакого развития в природе, так как любые изменения были бы невозможны. Невозможным стало бы даже ретроградное движение. Наступил бы полный застой.
Ее знак —
Девять десятых человечества мира сего еще не способны хорошо, разумно править собой, потому они не вправе ожидать, что их сделают совладельцами такого наводящего священный ужас знания, какое дает Шива. Мужчины и женщины действительно не смогут следовать за Христом до тех пор, пока не научатся удерживать железной хваткой беспощадного подчинения высшим принципам все аспекты своего естества. Учитесь, друзья мои, учитесь! «Обращайте в христианство» власть денег в этом мире, чтобы капитал нес людям не зло, но добро, а порожденная таким добром мировая карма привела бы к сердечной доброте, которая принесет душевный покой. И в этой тиши накопленные вами знания дадут плоды. И тогда мое «Учитесь!» не покажется вам насмешкой над надеждами.
Я радуюсь, глядя на честных тружеников, чей лозунг — «Смотри вверх, а не вниз; смотри вовне, а не внутрь; смотри вперед, а не назад, и протягивай руку помощи страждущим». Правда, в нем нужно сделать одну поправку: ученик оккультизма смотрит внутрь, а не вовне, как те, кто еще не является посвященным в эзотерические тайны. Но имена этих последних тоже когда-нибудь будут возвеличены в мире. И вы, желающие сейчас учиться и познать оккультные истины, можете не увидеть свершение своих надежд в данном воплощении, но в грядущих жизнях непременно соберете те плоды, что не даются вам ныне. Следуйте за Ним!
...Мендокус раскрыл передо мной видение жизни, так разительно отличающейся от прежнего бездумного существования, что сердце мое наполнилось жаром, несмотря на высказанное Магистром довольно мрачное пророчество. Мой оптимистический характер обманывал меня надеждой, что я как-нибудь смогу избежать беды, спастись и счастливо двигаться вперед. Увы, к несчастью, я ничего не знал о карме и в тот день ничего не знал о Цельме из Посейдонии. Иначе бы содрогнулся, когда Магистр говорил о своих опасениях.
Я увидел перед собой безбрежный океан мудрости, сверкающий под лучами Истины. Его горизонт определялся лишь временной неспособностью мореплавателя плыть дальше, а глубины были соизмеримы только с глубинами Вселенной. Свободный от узкого догматизма вероучений и от предрассудков, этот океан простирается в вечность, которая окутывает тайной все — от звезд до пылинок, — той тайной, что отделяет Творца от творения и от Его же со-творца — человека, пока душа последнего отдает предпочтение творению, а не Творцу, Отцу его. Истина будет скрыта до тех пор, пока вечность не поглотит миллиарды лет — за пределами звезд, Земли, Венеры и Марса, тогда человек перерастет человеческое, а Жизнь Меньшая будет собрана в Нирване — сумме всех частей. Я повторяю: сумме всех частей. Ибо Нирвана ни в коей мере не представляет собой наводящего ужас прекращения существования, как интерпретировали значение этого слова некоторые ученые-санскритологи. Их понимание неверно: речь идет не об окончании жизни вообще, а только Жизни Меньшей. Нельзя также воспринимать утверждение, что «Бог есть Ничто» (то есть не что-то одно, но совокупность всего), как отрицание существования Бога — Вечного Отца Жизни.
...Некая перемена произошла в Магистре. До этого момента его внимание было направлено на колесо света и управление каким-то процессом, теперь же, повернувшись к треножнику, он устремил глаза вверх и напоминал человека, поглощенного ожиданием приятного видения. Наконец, он склонил голову и сказал: «Добро пожаловать, Мол-Ланг, друг и брат!»
Я никого не видел, но понимал, что тот, к кому обращались, не мог быть из числа присутствующих в Сэче. Мендокус слегка коснулся треножника пальцами, после чего тот раскалился докрасна, затем сунул руку в суму, висевшую у него на поясе, вынул оттуда полную горсть белого порошка и бросил на курильницу, вызвав плотный белый дым. Я счел это просто церемониальным воскурением благовоний и предрассудком, ибо в тот миг утратил способность интуитивного восприятия и мог лишь строить предположения. Но не успела эта мысль возникнуть, как тотчас же оставила меня, ибо облако дыма приняло человеческую форму, которая, по мере того, как сгорали благовония, постепенно уплотнялась, и, наконец, на сияющем постаменте предстал человек властной наружности.
Некоторые люди не имеют никаких отличительных национальных признаков, они кажутся гражданами мира, представителями расы в целом. Создается впечатление, что они могли бы принадлежать как к нашему, так и к любому другому миру, способному поддерживать человеческую жизнь. Таким был и тот, кто стоял перед нами. Мендокус называл его Мол-Лангом из Пертоца, и хотя я не знал такой страны, но принял это название без сомнения. Глубокие глаза под массивными бровями и голова, похожая очертаниями на голову философа Сократа, белоснежные волосы и длинная белая борода вместе с солдатской выправкой делали Мол-Ланга, с моей точки зрения, самим воплощением оккультной мудрости. И я не ошибся. Его голубой с коричневым мелким рисунком тюрбан, подобно хамелеону, принимал различные оттенки в разноцветных лучах светящегося колеса. Гость был облачен в длинное серое платье, ниспадающее складками с плеч и схваченное поясом на талии. Ноги его, красивой, точеной формы, были обуты в сандалии.
Мол-Ланг наклонился и положил свою руку на плечо Магистра, сделав какое-то замечание, смысл которого я не уловил, затем легко спрыгнул на пол и направился вместе Мендокусом к дивану, на который они и сели. Свой серьезный разговор оба явно желали сохранить втайне от окружающих. Ты спросишь, куда же у братьев девались способности ясновидения и чтения мыслей, если содержание разговора осталось им всем неведомо? Если тот, кто знает, что присутствующие могут читать мысли, не хочет, чтобы такое случилось, они не сумеют сделать этого. Он привычно, почти бессознательно защищается ментальным желанием оставить свои мысли непроницаемыми, и никакая человеческая воля не способна преодолеть установленный им барьер.
Наконец, они вернулись к нашему кругу, и гость сказал:
«Хотя люди Лотуса видели других пертоцианцев — моих друзей, немногие до сего времени знали меня, пожалуй, даже никто, кроме вашего Магистра. Я пришел, чтобы призвать одного из вас в страну умерших, а другого забрать с собой домой. Вам, лотины, нет необходимости говорить, что тело подобно одежде, которую снимают или надевают по желанию те, кто знает — как. Я говорю это лишь для человека, известного миру под именем Уолтер Пирсон, а мне — под именем Филос. Однажды и мир узнает о нем, как о Филосе Тибетце, хотя он не будет жить в Тибете, в Азии. Его назовут так, потому что какое-то время он проведет на душевном плане оккультных адептов Тибета. Тебе же, Филос, я говорю: когда ты освободишься от своего земного тела и захочешь отправиться в любую небесную сферу, скажем, на Нептун, на любую другую планету или звезду, тебе стоит лишь пожелать такого перемещения, и оно будет выполнено. Пойдешь ли ты со мной этой ночью, которая уже почти перешла в утро?»
Где находилось то, куда мне предложили отправиться, я не знал, не знал, говорит ли он о сфере души или о каком-то другом месте, но вера моя была сильна, и я ответил: «Куда бы ты ни пошел, я пойду с тобой, ибо верю, что ты не сделаешь мне зла».
Доверие, родившееся во мне в тот час, вдохновленное мягким достоинством и нежной любовью, струившейся из его глубоких, спокойных серых глаз, не знало причин для сожаления во все последующие годы. Я не усомнился в правильности своего поступка, и в сердце моем было лишь чувство высшей благодарности за то, что Христос-Дух помог моей душе обрести такую веру. Мне кажется, я слышу, как некоторые читатели, робеющие перед возможностью испытать неведомое, которое для меня могло бы, насколько я знал, в том числе означать и смерть тела, спрашивают: «Почему ты сразу поверил Мол-Лангу? Разве у тебя не было опасений, что он мог оказаться дьяволом?» Нет, я не боялся, ибо был под защитой божественных людей, в среду которых никакой демон не способен войти, так же, как ночь не может царить под лучами полуденного солнца. По крайней мере, один из моих защитников (Мендокус) достиг той степени совершенства, какая только возможна в настоящем земном цикле, физическая природа больше не скрывала от него своих секретов. В безграничных сферах Отца находится много «обителей» помимо материального мира, дома света и места пребывания тьмы. В этой обители — в материальной вселенной — Мендокус уже достиг предельного совершенства и оставался здесь лишь для того, чтобы отдавать. Смерть не имела над ним никакой власти; он был над миром и мог жить до тех пор, пока сам не решит по-другому. Только слово Бога (истинный Логос), произнесенное им самим, могло «развязать серебряную нить». Стали бы вы бояться демонического влияния под защитой такого человека?
Возможно, вы хотите задать еще один вопрос, который мучает многих, и я отвечу на него. Вас интересует, как эти столь высоко вознесенные Богом люди могли быть уверены в своих интуитивных ощущениях? Я скажу: человек, живущий в своей духовной природе, не просто верит, он знает, что его существо едино с Богом-Отцом, с Великим Прародителем. Дух его говорит голосом интуиции, одной вспышкой сообщая ему то, чему иначе он учился бы годами, используя внешние методы исследования, если только внешнее вообще способно наделять знанием. Его дух мгновенно, без усилий дает ему из своего источника — от Отца — восприятие фактов, принципов и вещей. Я вспоминаю слова Мол-Ланга, некогда сказанные мне: «Филос, однажды ты поймешь это: Земля — лишь буква в семеричном алфавите, а звездное пространство — единая книга. И страниц в ней, поистине, мириады, и глав в ней легион. Однако, кроме этой книги, в библиотеке Творца их несметное множество».
Когда гость начал прощаться, братья сердечно поблагодарили его за наставления, которые оказали на всех нас чудесное действие. Несколько минут спустя он повернулся ко мне и спросил: «Филос, готов ли ты идти со мной прямо сейчас?» Я ответил утвердительно, как и Куонг, которого гость назвал Семла, когда задал ему тот же вопрос.
Печальные поднимались братья и брали руки Куонга в свои, по очереди обращаясь к нему, как к человеку, который уезжает в далекую страну и вернется лишь через много лет, а, возможно, и никогда: «Семла, да пребудет с тобой вечно мир Бога. Прощай». А Магистр Мендокус сказал: «Семла, даю тебе мир свой». Заметив эту разницу в прощальных речах, позже я спросил Мол-Ланга об этом и получил объяснение: «Братья еще не могли давать свой мир другому, ибо сами пока не обрели его в совершенстве, а Магистр Мендокус, имея его, мог дать, особенно тому, кто, подобно Семле, был на грани такого же достижения». Всем им Семла тихо отвечал: «И вам я желаю мира». Со мной они так не прощались, заверили только: «Мы еще увидимся здесь». В том состоянии ума, в котором я тогда пребывал, мне это почему-то было неприятно, но я, как мог, скрыл свои чувства и ответил столь же мягко.
Наконец, Мол-Ланг произнес: «Пора, идемте», — и двинулся к выходу из Сагума. Я должен был следовать за ним, не оглядываясь, но тут мне показалось, будто кто-то коснулся меня. Подумав, что один из братьев хочет привлечь мое внимание и заговорить, я повернулся и увидел картину, которая никогда не сотрется со страниц моей памяти: на мягком ковре лежали два человеческих тела. Приглядевшись, в одном я узнал свою физическую форму, свое тело. Четверо братьев, по двое с каждой стороны, поднимали его. Другие делали то же с телом Семлы. Именно ощущение, что что-то произошло с моим земным телом, я ошибочно и принял за прикосновение. Настолько легким было развоплощение, что я даже не заметил, как лишился своего смертного гроба.
«Не правда ли, умирать приятно? Словно выходишь из длительной мучительной болезни, — заговорил Мол-Ланг, увидев, что я стою столбом, совершенно потрясенный зрелищем того, как поднимают и укладывают на диваны наши тела. — Если бы тебе не надо было возвратиться в земное тело, то это действительно была бы смерть для него. Ведь то, что называют смертью, есть лишь отбрасывание наиболее грубой жизненной формы, которая уже выполнила свое предназначение. Но поскольку ты должен вернуться, для твоего физического тела это — не абсолютная смерть. А вот твой друг не вернется больше, следовательно, его физическая оболочка умерла окончательно. Когда наступает настоящая смерть, меч Бога
отсекает грубое тело,
а Шива
овладевает им и распределяет по стихиям,
чтобы Вишну
мог получить его от Брахмы
— Творца — и использовать снова. Тогда душа освобождается на значительно больший промежуток времени по сравнению с тем, который она провела на Земле. Хотя астральная оболочка и может попасть в круг спиритуалистов и проявиться через медиумов, Я ЕСМЬ не опускается в земные условия до тех пор, пока не повторится воплощение. Но и на этом новом, более высоком по сравнению с предыдущим, уровне существует наказание за грех, или, что есть то же самое, за неполный отрыв эго от желания земных переживаний. Так что стоит подумать, что предпочтительнее — Земля или Жизнь.
Мы не сразу отправимся в мой дом, сначала посетим ту область, куда с Земли уходят умершие, — девачан, то есть рай. Ее еще называют «страна вечного лета», «страна реки Обб» или «предел, откуда не возвращаются». Филос, члены секты спиритуалистов ошибаются, когда говорят, что общаются с духами, вызывая их по своему разумению. Ни одно Эго не возвращается из девачана, если только его не принуждают к этому, что весьма вредно и глубоко несправедливо по отношению к нему*. (* I Цар. 28:14-15.) Таким образом могут вернуться только астральная душа и животный принцип, но Я ЕСМЬ — никогда. У него не существует прошлого земного состояния; заметь, я не говорю «для него», но «у него». То есть, у Эго отсутствует сознание чего-либо земного или происходящего на Земле. Эти души не могут опуститься к нам, зато мы можем подняться к ним. Так пойдем же».Мысль работает быстро, и прежде чем мы дошли до бронзовых дверей, мое сознание освоило истину, что смерть сама по себе не является страданием, она не приносит никаких поразительных изменений и не наделяет готовящуюся к новому рождению душу чудесной способностью к предвидению. Фактически даются лишь свобода от земного тела и некоторые сопутствующие этому способности — ничего примечательного кроме того, что Земля не удерживает более душу. Я говорю о тех, кто в уходе от мирского ищет освобождения от Земли, ибо не испытывает любви к
ее условиям, но возлюбил детей ее: если они трудились ради братьев своих и накопили добрую и высокую карму, она унесет их от рабских условий Земли.
Тут Мол-Ланг прервал мои размышления, сказав:
«И еще одно: давай оставим здесь и твое второе «я», которое является частью тебя, воспринимает земные вещи и хранит земную память. Это для того, чтобы уберечь тебя от мучительных сравнений между тем состоянием, в какое ты попадешь, и Землей, оставленной позади, которую ты будешь видеть не больше, чем те, кто на самом деле умер. Но между тобой и Землей я сохраню живую связь, образованную вторым природным принципом, дабы твое состояние не явилось для тебя настоящей смертью. — Затем он произнес фразу, смысл которой я сначала не понял: — Думаю, больше нет нужды использовать эту переходную форму».
Окажись там в тот момент непосвященный наблюдатель, ему представилось бы поразительное, если не сказать потрясающее, зрелище: он бы увидел, как человек растворяется в дымке, ибо Мол-Ланг убрал границы своей туманной формы и взмыл ввысь бесформенным облаком. Но прежде он положил руку мне на голову, и, когда убрал ее, я не помнил более ничего земного. Я смутно увидел перед собой бронзовую дверь Сагума, знал, что Мол-Ланг открыл ее и мы втроем, вместе с Семлой, вышли. Но оказались не в длинном тоннеле, а на открытом зеленом лугу в залитой солнцем прерии. Однако, это меня не удивило, так как я уже не помнил ничего конкретного о земной жизни, знал лишь, что я — это я и нахожусь в некоем приятном месте. Все было очень похоже на яркий сон, ведь, как правило, мы не соотносим увиденное во сне с тем, с чем встречаемся в часы бодрствования, ибо знание этого последнего состояния во время сна обычно стерто.
«Вот ты и прошел через врата, — опять раздался голос Мол-Ланга. — Смотри, законы физической природы не действуют здесь. Они работают в объективном мире, но не здесь, ибо это — мир субъективный, не физический. Он недоступен для материальных чувств, тем не менее, он реален, ибо реален Дух, а субъективные состояния, как и объективные, порождены Духом Отца. Это еще одна из обителей в Доме Его. Она дальше от Земли, чем самая удаленная звезда на небосклоне, поскольку ни в коей мере не принадлежит к материальной природе. Для обитателей этого мира все земное является лишь сном, и наоборот. Друг другу эти миры кажутся нереальными. Мы находимся в «Далеком доме души».
Я слушал Мол-Ланга, имея уши, чтобы слышать, и понимал его. Но Земля, о которой он говорил, представлялась мне очень смутно, а знание о ней казалось забытым сновидением. Это объяснялось тем, что принцип моей земной природы, служивший средоточием земных ощущений и памяти о воспринятом, остался там, в Сагуме, вместе с телом. Этот принцип мог бы посетить спиритического медиума и назваться моим именем, однако, это был бы не я, а только моя оболочка — часть меня, связующая дух и тело.
Друг, ты согласишься, что образ автора отражается в его автобиографии, но книга не есть сам автор. Так же и то, что имеет свои «поступки, страсти, существования, пользу и конец» в теле, не является ЧЕЛОВЕКОМ. Однако, книга может жить и побудить других к действию. То же самое способна делать и астральная оболочка умершего человека. А сильный медиум своей энергией может так долго стимулировать такую оболочку, что она будет оказывать влияние на любых живущих на Земле мужчин и женщин. Этот феномен мы и наблюдаем в кружках людей, верящих в общение с духами. Для Эго (Я ЕСМЬ) нет ни возврата к земному, ни возможности общения его плана с нижним, хотя иногда бывают случаи общения человеческого плана с верхним.
И все же спиритуалисты будут упорствовать в уверенности, что я ошибаюсь. С их точки зрения то, что я называю «оболочками», не может быть таковыми, поскольку оболочки порой рассказывают о событиях, которые должны произойти после смерти. Да, я допускаю, что это так. Но подобное возможно просто потому, что они суть хроники Эго; ведь несколько мгновений смерти иногда бывают настолько пророческими, что можно увидеть каждую деталь событий будущего на века. Или же уходящая душа улавливает проблеск своего собственного девачана, созданного ее представлением, и запись об этом запечатлевается на оболочке, которая и несет такие видения медиуму-спиритуалисту. Посмотрите, как часто — даже через честных медиумов — абсурдно описывается характер духовного мира. Они не упоминают о ХРИСТЕ, за исключением тех случаев, когда двое или трое собраны во имя Его.
Медиумизм истинен, примитивные объяснения его ложны. Медиум впадает в транс, его (или ее) жизненная сила передается «хозяину», который является всего лишь оболочкой, а не истинным духом, то есть Эго, а присутствующие на сеансе наслаждаются «контактом». Кстати, медиум подобен читателю летописей; пересказываются события прошлого, даются более или менее точные пророчества, астральные же оболочки живут временной, неестественной, вымученной жизнью. Так Эдгар По возрождается в чтеце, исполняющем «Ворона» со сцены. Пока человечество будет читать «Записки»* (* Юлий Цезарь, «Записки о Галльской войне».) Цезаря, «дух» этого императора будет управлять медиумами; и пока «Книга Мормона» вводит в заблуждение толпы людей в штате Юта, «пророк Джозеф Смит» будет влиять на телепатов. Но я становлюсь многословным.
Давайте же вновь обратимся к миру следствий и посмотрим, каким он выглядит для нашего психического восприятия. Не хотите ли присоединиться к нам и увидеть то, что видели мы трое после того, как перешли равнину, на которую ступили из дверей Сагума?
Комментариев нет:
Отправить комментарий