ЭЗОТЕРИЧЕСКИЙ РОМАН
ФИЛОС
КНИГА ВТОРАЯ
Глава 7
" ПУСТЫНЯ ПОД ТВОИМИ НОГАМИ "
Итак, находясь на Венере, я осознавал себя человеком Земли, чужим здесь, и тоска по Америке — «моей стране» все усиливалась. Домом мне была Земля. О, даже больше, чем домом, хотя у меня и не осталось там никого из живых родственников — все они ушли в покой девачана, и не было ни одного друга, равного тем, кого я таким странным образом повстречал на Геспере. Читатель мой, именно душа пребывает в цепях, а не тело. Братья, разбейте оковы своих душ, стремитесь познать небесное, высшую жизнь с Богом, и все остальное приложится, да, даже способность самому исследовать звезды.
Моя душа была привязана к Земле любовью к дому и родной стране. Тогда, на Геспере, эти воспоминания о Земле прекращались потому, что моя воля не была еще достаточно сильна, чтобы удержать призванное сюда земное астральное тело, и оно тяготело к своему уровню, к своему миру. Снова приходилось мне жить, не помня о земной жизни, и размышлять над загадкой до тех пор, пока кто-то из моей духовной семьи не изменял мое ментальное состояние, породившее ее! Нет, не было иного дома для моей души кроме Земли. На Венере я находился на более высоком плане, я мог бы родиться здесь после дева-чана, но все более настойчиво звучала мысль, что еще не пришло время этого рождения.
Я с удовольствием сидел за столом, когда мои друзья ели свою простую пищу; хотя сам я не мог есть и не нуждался в еде, все равно было приятно вот так собираться всем вместе. На следующий день после того, как Фирис на моих глазах вырастила фрукты для трапезы, я сидел за семейным ужином, и Мол-Ланг, обращаясь к своему сыну, сказал:
— Сохма, мудро ли поступаете вы с сестрой, пытаясь объяснить нашему гостю такое множество сложных вещей?
— Зачем же скрывать истину, отец?
— Сын мой, Филос должен вернуться на Землю, так суждено. Он не может знать этих вещей, а то, что он слышит о них или видит их, ничего не значит. У него пока нет способностей, достаточно развитых для того, чтобы знать все это, и ни ты, ни я не можем постоянно вводить наше знание в его душу. Иисус из Назарета, если он не входил в души своих слушателей, как в храм, не мог ничего сообщить им. Каиафа, первосвященник, и все евреи слушали Спасителя ушами своими и видели деяния его, однако были слепы и глухи и не понимали. Но в тех, кто был его учениками и последователями, он входил, и только тогда они видели, слышали и применяли это знание. Учитель пробудил в них Дух, и они следовали Слову так же, как Иисус следовал ему. Мир же читал напечатанное Слово в течение многих веков, и хотя многие уверовали, однако, ни на кого, да, ни на одного не сошел Дух, как это было с Павлом.
То, что ты хочешь передать Филосу, придет к нему в астральной форме лишь тогда, когда он начнет тосковать по Гесперу так же, как сейчас тоскует по Земле, притягивая к себе свою земную астральную оболочку. И тогда, не помня о Пертоце, не помня о нас, он все же станет говорить, излагать обрывки своего оккультного знания и страдать. Страдать оттого, что некоторые из его слушателей будут очарованы, у некоторых это вызовет недоверие, но никто, и он сам в том числе, не способны будут объяснить или понять все до конца.
— Да, отец мой, ты говоришь мудро, — согласился Сохма. — Однако, позволь мне заметить, что он будет изрекать Истину. Истина же могущественна и все преодолеет. Даже если в то время она не будет правильно понята, тем не менее, она побудит говорящего и слушающего к какому-то действию. Мысли суть вещи, ибо все вещи суть мысли. Даже камень — это мысленное представление Вечного Духа, и камень, видимый обычными глазами, есть ничто иное, как внешнее проявление идеи. Если тогда Филос будет думать и его слушатели также задумаются над тем, что он произнес, то это станет действием, налагающим ответственность на совершившего его. Незначительная мысль и незначительный поступок, несомненно, завершат свою карму в той жизни, в которой были произведены. Но если мысль или деяние значительны, они сделают своего автора собственным наследником, и что тогда?
Теперь я обращаюсь также и к тебе, Филос: наследник своих собственных поступков обнаружит, что его деяние стало частью общей великой кармы человеческой расы, и он сам ответствен за его результаты, потому что, «доколе не прейдет небо и земля, ни одна йота или ни одна черта не прейдет из закона, пока не исполнится все»*. ( * Матф. 5:18.) Только так сможет Филос снова вернуться к нам.
— Хорошо сказано, сын мой! — только и произнес Мол-Ланг, а Сохма снова обратился ко мне:
— Филос, брат мой, нет ни одного мужчины, ни одной женщины, кто в прошлой, а также в настоящей жизни не совершил бы какое-либо мучительное зло по отношению к одному или нескольким ближним, человеку или животному. Что человек посеет, то он и пожнет. Отцом нашим предписано, что в той жизни, которая последует за жизнью, запятнанной большими грехами, совершивший их должен расплатиться за принесенный вред. Он должен сделать это, противопоставив злу добро. Иного пути в Царствие нет. Таков закон кармы.
Выйдя из-за стола, я отправился вместе с Сохмой в его комнаты, чтобы посмотреть картину, украшавшую одну из стен. Она была размером в три с половиной на шесть футов и заключена в рамку, искуснейшим образом украшенную рубинами, сапфирами, алмазами, жемчугом и другими драгоценными камнями, каждый из которых на Земле оценивался бы трехзначной цифрой. Однако на Геспере все было по-иному, ибо получить такие камни можно было так же, как Фирис создавала свою посуду. Но сама картина превосходила ценностью раму, и это высокохудожественное произведение нельзя было купить ни за какие богатства мира.
Моим глазам предстал вид безграничного океана, в дикой ярости вздымавшего огромные валы. Морские птицы носились в воздухе, скользя над утесами. Над великими водами пылал закат, пурпурные лучи пробивались сквозь разорванные тучи, мрачно и торжественно освещая последствия шторма. В воде, совсем рядом, настолько близко, что можно было различить всю силу беспокойства и смятения на лицах, изо всех сил держались за обломок рангоута двое мужчин и мальчик. Одного из мужчин поддерживали его товарищи по несчастью, он же неистово махал руками в сторону проходящего мимо корабля, чей силуэт четко вырисовывался в самом центре чудовищного кроваво-красного солнечного диска.
Конечно, напрасно было бы пытаться определить цену того, что поистине бесценно. Ты согласишься с этим, мой читатель, узнав, что изображенные на этой картине валы действительно вздымались и обрушивались, как живые, а стремительные порывы ветра, ударяясь о гребни волн, срывали клочья пены и разбрасывали ее, казалось, на сотни футов. Буревестник и чайки, едва коснувшись воды, мгновенно взлетали с начинавшей вздыматься волны. Облака, стремительно несущиеся вдоль горизонта, порой закрывали огромное солнце, окрашиваясь его багровым цветом; и именно тогда, когда я смотрел на него, пламенная сфера коснулась своей нижней кромкой поверхности вод.
Корабль доплыл до самой границы огненного щита, и, приглядевшись, я заметил, что на нем сначала подняли, а затем опустили флаг в ответ на призыв людей, вцепившихся в обломок дерева. Затем с корабля спустили шлюпку, казавшуюся просто точкой на таком расстоянии. Но потерпевшие кораблекрушение были на уровне воды и не могли этого видеть. И когда море полностью поглотило солнечный диск, один из людей поднял руки в диком отчаянии и соскользнул с куска дерева в могилу в толще вод.
Через некоторое время свет закатного солнца сменился светом полной луны, небо очистилось от облаков, и в бледном серебряном сиянии я увидел приближавшуюся шлюпку, ищущую тонущих людей. Они находились ближе к одной из сторон холста, но спасатели вначале плыли не туда. Шлюпка несколько раз меняла направление, прежде чем удалось, наконец, найти страдальцев. Подняв мужчину и мальчика на борт, матросы развернули шлюпку назад, туда, где в ночи блестели огни их корабля. Затем, когда шлюпка исчезла во тьме, направляясь к кораблю, который на моих глазах скрылся за рамкой картины, водная пустыня осталась безжизненной. Было впечатление, словно всю эту сцену я наблюдал из открытого окна, а судно плыло теперь за оконной рамой. Потом холст медленно побелел, и цвета и фигуры совершенно исчезли.
Потрясенный, я продолжал смотреть на картину. И вдруг у правого края рамы появилась черная точка, медленно приближавшаяся, двигавшаяся то вверх, то вниз. По всей поверхности холста снова понеслись огромные водяные валы, и Сохма сказал:
— Сейчас все повторится, и ты, если хочешь, снова можешь увидеть происшедшее, но уже полностью. Это — сцена кораблекрушения в Атлантическом океане на далекой Земле. Как только она завершается, полотно становится белым, а потом картина возникает снова. Это еще один пример власти оккультного ума над материей. Воля художника изменяет скорость цвета, уменьшая, либо увеличивая ее так, чтобы вибрации, составляющие, например, красный цвет, увеличивались и распространялись по всем диапазонам цветосилы, неизменно сохраняя гармонию с астральным образом, нанесенным на холст творческой силой оккультного художника. Ты хочешь спросить, кто художник? Фирис. Она создала эту картину еще до того, как ты попал на Геспер, тогда, когда на Земле тебе удалось спасти женщину от позорной жизни. Это пророческая сцена — сцена из времени, еще только наступающего на Земле, когда та спасенная тобой женщина погибнет в море. Это будет годы спустя. Но смотри же на картину.
Я посмотрел и увидел: шторм еще только надвигался, но уже представлял реальную опасность для гордого судна, появившегося теперь в перспективе, как казалось, в полумиле от меня. На его грот-мачте развевался звездно-полосатый флаг Штатов. Это видение вызвало ко мне мое астральное тело, и воспоминания о Земле, о родине наполнили мои глаза слезами. Но Сохма удалил грустное ощущение, сделав так, что я лишь частично осознавал свое прошлое.
Я мог видеть матроса, который подошел к корабельному колоколу и прозвонил «восемь склянок» — четыре часа пополудни, видеть, но, конечно же, не слышать. Едва матрос пробил время, как на палубу вышел человек, который, казалось, приказал поднять паруса. Люди бросились к такелажу, и именно по их действиям я понял, что был отдан приказ. Затем, вернувшись на палубу, они задраили люки и приготовились к встрече со штормом. И как раз вовремя. Сначала туча заволокла солнце, затем на севере все затянулось черным покровом. Я мог смутно видеть, как все то, что было закреплено на бортах, начало биться о них под порывами ветра, и вскоре корабль резко накренился на правый борт под натиском громадных валов с белыми шапками пены. Грот-мачту сломало. Парусник делал отчаянные попытки уйти от демона шторма, но обезумевший океан то вздымал его вверх, то бросал в провалы между валами. Создавалось впечатление, что судно двигается быстро, почти летит.
Вскоре группа матросов побежала по палубе к насосам, с которыми они работали с отчаянной энергией. Какая-то женщина появилась в проеме одного из люков, оставленных открытыми. Привязав себя снастью к обломку грот-мачты, она воодушевляла людей в их безнадежном труде. Но вот раздался треск фок-мачты, мгновение — и ее унесло в море. Корабль наполнялся водой явно быстрее, чем ее успевали откачивать, и тогда все бросились к шлюпкам. Одна за другой, сильно перегруженные, они пропадали в пучине. Осталась единственная. В эту шлюпку капитан приказал прыгать своим матросам. В шлюпке оказалось на два человека больше, чем допускала ее вместимость, видимо, поэтому сам капитан с женщиной, которую он держал за плечи, и одним матросом остались на тонущем корабле.
Последняя шлюпка отошла на расстояние, похоже было, не более ста футов, когда прекрасный корабль сначала был брошен носом вперед, а затем пошел ко дну. Кусок рангоутного дерева, проплывавший рядом с одинокой шлюпкой, стал спасительным для некоторых из тех, кто был в этой непрочной скорлупке, когда ее перевернули тяжелые волны. На мгновение я увидел белые лица тонущих, в том числе и лицо женщины. Оно было так близко, что я смог разглядеть на нем не страх, но умиротворенную улыбку, осветившую его в последний миг.
Потом я увидел, как на рангоут карабкаются двое мужчин и мальчик. Остальное уже рассказано. Стоит добавить только, что тех двоих — мужчину и ребенка — спасли лишь два дня спустя, если судить по тому, что на холсте прошли чередой и чернота той ночи, и мрачный свет следующего дня, еще одна ночь и второй день. Передача всей сцены заняла около двух часов реального времени.
Сохма не сказал больше ни слова об оккультной мудрости. Он понял, что до моего мозга, не знавшего ничего о философии этой высшей жизни, не доходил ее смысл, что я устал от нее, как ребенок устает от занятий в школе, поскольку его ограниченное сознание еще не может установить какую-либо реальную связь между этими непонятными занятиями и событиями его маленького мира.
Мол-Ланг, однако, научил меня еще одной вещи здесь, на Геспере, сказав, что она послужит мне руководством и что я никогда ее не забуду. Мы были около большой реки, протекавшей неподалеку от его дома. Я сидел на прибрежной гальке, Мол-Ланг сел надо мной на скамью, так близко, что касался меня. Он посадил в землю семя и простер над ним свои руки ладонями вниз. Семя быстро проросло, и вскоре рядом с нами уже стояло взрослое растение. Плоды, напоминавшие бананы, свисали из его густой листвы. Мол-Ланг сорвал один и съел.
— Смотри, Филос, вот жизнь растения, — заговорил он. — Ты спрашивал: «Почему бы не брать животную жизнь, чтобы питать тела наши? Если считается несправедливым отнимать жизнь у животных, то разве не столь же несправедливо отнимать жизнь у растений?» Сын мой, там, где существует любая форма — минеральная, растительная или животная, — существует также и единство, созданное Духом; материальная форма — это покров для формы астральной, а она — для души. Итак, есть души растений, животных и людей, и все они — дети Отца нашего. Но они не эволюционировали одна в другую ни в один из периодов планетарной активности. Все развиваются, устремляясь к Творцу так же, как растения тянутся к солнцу.
Никто из людей не может заставить существовать даже душу растения, но, если он знает закон, то может найти душу растения и дать ей тело растительной формы при условии, что это тело будет более высокого типа, чем ее прежнее. Видишь, я могу воплотить такую душу растения. Душа начинает прорастать из семени, молодое тело увеличивается, созревает, выпускает бутон, цветет, дает плоды и накапливает еще больше семян, — вот семь простых действий. Я могу ускорить их настолько, что все они совершатся в течение нескольких минут.
Итак, я дал душе растения этот несложный опыт. Без меня оно могло бы не иметь его и погибло бы, испытав смерть как последний опыт в своем воплощении. Очень хорошо, я беру его тело, но не лишаю его ни одного необходимого процесса. Это фактически такое же мое тело, как и моя собственная плоть, ибо это я сделал его и одолжил душе растения — из меня изошла сила, способная сделать это. Теперь я вправе съесть растение, чтобы моя сила вернулась в меня. Но ни один человек не может предвидеть тот опыт, который каждый день, час и минуту получает душа животного, причем каждый опыт необходим, ведь она тоже развивается, стремясь к Предвечному, а значит, каждый опыт есть ответственная связь, создающая карму, которая приведет эту душу к следующей жизни во плоти. Убивая животное, ты не можешь возместить ему отнятые у него возможности, а растению — можешь. Возмещение — это Божественный закон. Если ты берешь что-либо, не будучи способным дать ничего взамен, — это грех, но если способен создать должное равновесие, то это не есть грех. Потому Учитель из Назарета не совершил греха на уровне материи, наполнив сети рыбаков, но ты, поступив таким же образом, совершил бы грех, ибо в тебе проявленный Дух еще не соединился с тобой. Если ты не можешь возместить душе животного ее жизнь в теле, то, убивая, ты грешишь. Истинно, совершая подобный грех, пожинаешь наказание. Ни один мясник не увидит Бога в Царствии Его. Он должен перестать быть мясником, прежде чем сможет получить саму надежду познавать сферу оккультного, которая есть Царствие Божие.
Мол-Ланг поднялся, обнял меня и добавил: — Сын мой, пустыня лежит у ног твоих. Ее горячие пески обожгут подошвы твои, но слушайся своей интуиции* ( * Иоан. 16:13.), которая откроет Бога душе твоей, и тогда ты выйдешь из этой пустыни. Будь верен до самой смерти и получишь венец жизни от Отца нашего. Да пребудет с тобой Бог и да хранит Он тебя. Я тоже буду защищать тебя.
* * * * *
Вскоре вокруг нас собрались другие люди, в основном, молодежь и даже несколько детей. На Геспере Седьмой Принцип был в самом начале развития, но что касается физического совершенства, то любой гесперианец обладал почти божественной красотой и грацией. Чтобы проиллюстрировать, насколько их план выше земного и какие замечательные — чудесные на первый взгляд — способности стали там настолько типичными для человечества, что их просто наследовал каждый воплотившийся в том мире, приведу такой пример.
Девочка лет четырех от роду подошла и встала рядом со мной. Подобно земным детям, малышка много болтала, смеялась, поэтому я сначала и воспринял ее как обычного ребенка, но вскоре вынужден был взглянуть на нее по-иному. Юное существо, без сомнения, не было глубоко знакомо с какими-либо оккультными законами, но совершенно очевидно, эта девочка по праву находилась здесь, среди той части человечества, которая за несказанное число предыдущих воплощений продвинулась до совершенного человеческого плана и стояла на пороге духовности. И наследство, полученное ребенком из многих предыдущих жизней, — это поразительные способности, которые земные люди приобретают в результате медленного многолетнего обучения.
Сперва научись побеждать животную природу, потом размышлять над принципами (для тех, кто имеет желание узнать, они изложены на страницах этой книги) и поступать только так, как учат эти принципы, следовать по Пути. Тогда Единый направляет тех, кто серьезно попросит Его, направляет еще до того, как наступит День Человека.Очевидно, девочку заинтересовала моя внешность. Я уже говорил, что меня не могли бы видеть те, кто не обладал ясновидением, но она, унаследовавшая психическое зрение, видела и сказала с милой доверчивостью: — Мой папа часто рассказывал мне о многочисленных видах человеческой расы, по сравнению с которыми мы, пертоцианцы, как листья одного дерева в огромном лесу. Он показывал мне планету, на которой они живут. Я никогда не видела ни одного из этих низших человеческих существ, пока не встретила тебя. Папа говорил мне, что и ты, и многие другие люди еще не пришли к знанию кармы, не имеют оккультных способностей и даже смеются над ними. Странно. Но все же и ты, и они вырастут до понимания. Этого требует Бог. И тогда их внешний вид станет более приятным.
Я был поражен и несколько растерян, услышав, как простой ребенок говорит такое и в конце замечает, что я тоже вырасту, дорасту до милости Божи-ей. И все же ее слова были мне приятны, ведь, хотя она и говорила об огромной пропасти между людьми Земли и Геспера, слова малышки и прежде всего она сама с ее уровнем развития ясно, как ничто прежде, показали мне перспективу человеческих возможностей.
Человеку, чтобы правильно судить о ценностях, нужны сравнения. Собор святого Петра в Риме — величайшее сооружение, известное нашему миру. Но чтобы суметь понять, насколько оно огромно, надо сравнить его с другими, тоже великими зданиями. Так же и с духовными истинами. До тех пор, пока такой маленький ребенок не открыл мне столь возвышенную истину, у меня было о ней весьма смутное представление, несмотря на все объяснения друзей. Действия Мол-Ланга, Сохмы и Фирис производили на меня впечатление волшебных действий высших существ, я как-то не думал, что когда-нибудь смогу встать рядом с ними как равный.
Конечно, Мол-Ланг сказал, что пришел сюда путем познания и веры в Отца. Но глаза мои не видели его развития, они видели лишь его достижение. Не видел я также и того, как добилась своего положения эта малышка, но в душе признавал факт ее роста, который все еще продолжался. И вот теперь, вместо смутных желаний, я начал чувствовать трепет надежды — я знал, что тоже должен расти. До этого момента я принимал на веру утверждения своих друзей, что мог бы вырасти до них, теперь же вера моя сменилась знанием. С помощью этой малышки моя жизнь была поднята и связана с высшей жизнью Пер-тоца, жизнью человека совершенного. Я был готов со всей серьезностью сказать: «Их есть Царство Небесное».
Более дюжины присутствовавших друзей попросили меня рассказать историю моей жизни для того, чтобы, пока я буду говорить, они могли изучить меня, слушая живой голос. Я согласился и рассказал о своих надеждах — высоких, благородных надеждах, подобных тем, которые наполняют грудь, подчиняя животную природу, когда слушаешь музыку, чьи звуки вызывают в душе трепет и побуждают дерзать в ожидании высшей награды — услышать, как Бог говорит: «Хорошо, добрый и верный слуга».
И тогда ко мне обратилась Фирис. Она говорила медленно, на привычном мне английском языке, и речь ее звучала вдохновенно для меня, готового изжить все, что пятнает человеческую душу:
— Филос, ты рассказал о своей жизни то, что знаешь. Я знаю гораздо больше и расскажу тебе еще кое-что, хотя, уйдя на Землю, ты забудешь все. И меня тоже.
— Не говори так, Фирис, я никогда не смогу забыть тебя, — с грустью возразил я.
— Ты забудешь меня, поскольку лишь твоя геспе-рианская память знает обо мне, но по возвращении она должна будет уступить место твоему земному астральному телу. Тем не менее, она не умрет, а только заснет до тех пор, пока снова не настанет время, когда она начнет управлять твоей жизнью. Закончатся годы кармы, и ты снова придешь сюда, и тогда уже не будешь тосковать по Земле, как теперь. Близнец мой, я с радостью оставила бы тебя здесь, но не в силах сделать это, ибо карма против меня, а карма есть закон Христа, сказавшего: «Что человек посеял, то и пожнет». Ты забудешь Геспер, однако астральная память все же останется и временами будет напоминать о себе так же, как твоя земная память является к тебе здесь, вызывая волнение.
Ты рассказал об этой своей жизни столько, сколько знаешь. Но ты слышал, что, кроме нее, у тебя были миллионы иных жизней. И я участвовала в них. Это естественно, ибо мой дух есть также и твой, хотя наши души уже не так близки, как прежде. Я могла бы многое рассказать о прошедшей вечности, которая была у тебя и которую ты знал, но забывал страницу за страницей, когда Ангел Смерти переворачивал листы твоей книги жизни. Однако, не стану делать этого, Филос, хотя для меня не составило бы труда заглянуть в вечно живые летописи причин и следствий, совместного действия и противодействия форм жизни и материи, в эти астральные записи — Книгу Жизни Отца.
Память — это способность души читать те великие астральные хроники. У меня есть такая способность, у тебя же пока нет, но благодаря мудрости, которую вскоре обретешь, ты со временем сам сможешь узнать об этом прошлом. И тогда узнаешь и меня, узнаешь, что я едина с тобой. В то время я напишу длинную историю наших жизней от самых далеких дней, когда ты и я жили в древней Лемурии, дней, бывших прежде, чем Земля узнала о континенте Атлантиды и геологическом ледниковом периоде. То был золотой век. Однако наши знания окажутся еще более обширны — мы вспомним все, вплоть до времени, когда ни Земля, ни Венера, ни Марс, ни солнце, ни звезды еще не существовали.
Я не стану пытаться рассказать миру об этом не потому, что нельзя говорить, а потому, что ни один читатель не смог бы понять, что то человечество, которое есть сейчас, было расой, не ставшей еще человечеством. Когда я говорю «человечество», то включаю в это понятие также и всех животных, ибо каждый вид существ, живущих на Земле, является человечеством, живущим на ней в виде людей и животных — людей меньших. Нет, даже услышав об этом, вам трудно воспринять в этой роли животных, растения и минералы, а, тем не менее, они живые. Потому я обращусь лишь к позднейшим временам — перед последним ледниковым периодом и даже позднее, к эпохе Цельма и времени, когда он, то есть ты, ибо ты, Филос, — воплощение Цельма, вернулся из девачана.
Все время, пока Фирис говорила, я сидел с опущенной головой и теперь поднял ее. Оказывается, все остальные уже ушли, и мы остались одни. Фирис продолжала:
— Я напишу об Анзими, то есть о себе; я напишу также и о других. Но сейчас мне хочется поговорить о нас.
Когда Человек, оставив Марс, родился на Земле, так же, как он, в конечном счете, должен родиться после Земли на Венере, появилась основа для аллегории об Адаме и Еве, вслед за которыми на Землю пришли все их меньшие братья — животные суши, моря и воздуха. А прежде эта раса рождалась на Марсе, а еще раньше жила на двух других планетах, состоящих из материи, недоступной восприятию земным зрением. На них сейчас, как и на Марсе, не происходит никаких жизненных процессов, ибо души из тех миров ныне отдыхают.
Я назвала тебе четыре из семи планет, по которым циклически движется человечество. Оно переходит с первой на вторую, на третью, на четвертую — Землю, на пятую — Геспер, затем, завершив цикл на Геспере, Человек перейдет на шестую, а оттуда — на седьмую, в Саббатический мир. Эти две последние планеты, так же, как и две первые, недоступны земному зрению. Число миров — семь, и человеческая раса проходит на них семикратный цикл воплощения. Уже трижды Человек прошел свой цикл и подошел в основной массе к четвертому кругу. Итак, Филос, я говорю о том, что обычно происходит со всеми многочисленными расами-жизнями Земли, Геспера и Марса, как, впрочем, и других человеческих планет.
Но есть возможность по собственной воле идти вместе с нашим Великим Владыкой, избегая кругов воплощений, однако об этой Жизни нельзя рассказать никакими словами. Такая воля — редкость, и немногие нашли эту Стезю, хотя на всем своем протяжении она отмечена некоторыми знаками. Прислушивайся к ним, внемли им, и найдешь меня. Используй все, но ничем не злоупотребляй: лекарства применяй только для лечения, пищу — не для обжорства, питье — не для пьянства, общество воспринимай как рабочий кабинет, брак* (* I Кор. 7:1-9, 29, 31, 32, 36-38.) — как Путь, но воздержание — как Высший Путь Бога.
Многие из нашей расы должны идти нижней тропой, так как Путь по кромке Утеса слишком головокружителен — никто не сможет пройти по нему, если Сам Бог не будет держать идущего за руку. Только немногие захотят позволить Ему это, ибо желания будут искушать их. Но те, кто откажется от той Жизни теперь, как смогут они вновь обрести ее? Они не смогут и потому должны будут покончить счеты с миром. И тогда воистину свершится написанное, что настанет время, времена и полвремени**. (** Откр. 12:14.) Увы, но так должно быть. И весть об этом суде ты должен будешь передать в день, который близок. Пройдя половину срока своего пребывания на Земле, раса наполовину завершила опыт жизни, на который потребовалось такое количество времени, что это вряд ли доступно твоему нынешнему пониманию.
— Расскажи, пожалуйста, — попросил я. — Мне интересно.
— Рассказать? Хорошо, но ты не поймешь сказанное словами. Возможно, цифры дадут смутное представление тебе, кто не знает, что весь период уже стал известным. Вот цифры. — И Фирис торжественно отсчитала период времени, который мое сознание тщетно пыталось постичь. — Но смотри, никому не передавай этого знания, пока не возмещены долги, — предупредила она. — Таков промежуток времени, который наступил после того, как Вселенная была бесформенной и пустой, тьма скрывала ее глубины. Каждый мужчина, которого мы видим, за исключением тех, кто преобразился, есть лишь половина Эго, каждая женщина — тоже, но две половинки имеют единый дух. Когда придет время совершенства, все половинки соединятся, каждая со своей собственной, и это будет брак, совершенный на небесах. Но сначала будет Суд, решающий миг Преображения.
— А что, если какая-нибудь душа не выдержит? — спросил я. — Ведь может случиться такое? Что, если одна половинка пары падет? Падет ли и вторая?
— О, близнец мой! Если душа не выдержит, это произойдет оттого, что ее отход от пути истинного на протяжении многих жизней обрезал крылья ее силы и она уже не может взлететь над всеми искушениями, испытывающими ее. Такая судьба — удел всех неудачников, не прошедших этого величайшего испытания. Ты хочешь знать, что будет, если лично ты потерпишь неудачу? Твою душу постигнет вторая смерть, а из-за тебя мне это тоже грозит, ибо мы, как и все эгоические пары, ведем эту последнюю битву объединенными усилиями. Твоя вечная жизнь зависит от меня, как и моя — от тебя; но наша общая надежда — на Дух. Однако мы не сможем найти Его, если не будем следовать Стезей, указанной нам Христом, если не будем искать ее, она не будет искать нас. А коли с нами и в нас не будет Христа, мы должны будем пасть в этом страшном испытании. А теперь, Филос, узри Землю, какой она была во времена Цельма и Анзими, и, увидев то время, наблюдай за нею теперь.
С этими словами Фирис поднялась и коснулась меня, и я увидел, что она, как и я, была в астральном теле. Мне показалось, будто я мгновенно заснул, однако осознавал движение, вернее, нечто вроде движения. Подобное испытывает тот, кто сразу переходит из состояния глубокого сна к полному бодрствованию. Таков был переход с Геспера на Землю. Ощущение это возникло из-за того, что мое нынешнее астральное тело было в некотором роде материальным, ведь при переходе с Земли у меня не было даже астральной оболочки, а следовательно, и ничего материального, и я не мог осознать тот переход. Теперь же Фирис погрузила меня в бессознательный сон, желая отвлечь мое внимание от своих слов и от себя самой.
И снова передо мной предстала Земля. Я увидел бескрайние воды Атлантики. Фирис сказала:— Названия соответствуют прежним. Смотри, вот Атлантический океан, где находился континент Атлантиды. Сейчас мы спустимся в него, над нами сомкнутся его воды, но они не повредят нам, ибо наше психическое состояние выше земного. Знакомься с психическими записями прошлого, это истинная история мира, неизменная до той поры, пока Время не прейдет. Не хочешь ли прочесть о первой катастрофе Посейдонии? Поищи в Библии, и ты узнаешь ее в Ноевом потопе. Это произошло еще до жизни Цельма, задолго до тех времен, которые помнили люди Земли, за много тысяч лет до них. Хочешь узнать о разрушении Лемурии — страны великого народа, который жил на Земле за множество веков до посейдонцев, еще до наступления ледникового периода, когда мир не знал ни холода, ни снега, ни мороза? Обратись к «Книге Иова» и прочти о том, как «Он кипятит пучину, как котел»*. (* Иов. 41:23.) И прочтя, ты узнаешь, что Лемурия погибла от огня, вышедшего из планетных глубин.
Итак, один человеческий цикл погиб от огня, другой от воды. И следующий снова погибнет от огня. Да, расы современной Земли, хоть и далек этот день, могут погибнуть от огня, а Земля — взорваться, свернувшись как свиток. Ты найдешь это пророчество во «Втором Послании Петра», в стихах под номером 3:10. А теперь, мое второе «я», я должна закончить свой рассказ и оставить тебя, чтобы исполнить закон и пророков, чтобы исполнилась твоя карма. Я буду ждать, когда ты снова придешь ко мне. Мы расстаемся. Смотри, вот Сагум, там Мендокус. Да, возлюбленный, мы расстаемся, но ненадолго, чтобы потом соединиться навечно. Пусть смутное воспоминание обо мне пробудится в твоем сознании, усладит твою жизнь и ведет тебя все время вверх. Да пребудет мой мир, насколько это возможно, с тобой и да хранит тебя!
Фирис обняла меня и долго не разжимала рук, а наши глаза смотрели в души друг друга. Потом ее губы трепетно коснулись моих, и она исчезла!
Комментариев нет:
Отправить комментарий